Лопнет терпение — рухнет еврозона

Кризисная трасса, по которой последние три года движется Евросоюз, в ноябре круто пошла вверх. В трех странах проблемной пятерки ЕС пали старые правительства.


В Италии, уступив кресло беспартийному премьеру-технократу, ушел Сильвио Берлускони, провожаемый криками радости противников слева и вздохами облегчения бывших сподвижников справа. Несколькими днями раньше покинул пост впавший в отчаяние греческий премьер-социалист Георгиос Папандреу, и его место тоже занял технократ. А в Испании скомпрометированные отчаянными мерами экономии социалисты проиграли выборы своим историческим правым соперникам – Народной партии.


Таким образом, цикл падения правительств в группе PIIGS (Португалия, Ирландия, Италия, Греция, Испания) полностью завершен (в Ирландии и Португалии власть сменилась еще весной и летом).

Новые правительства во всех этих пяти странах объявляют, что продолжат курс на затягивание поясов и сделают все, чтобы остаться в еврозоне. Однако народы выказывают куда меньшее хладнокровие, чем политики. И еще больше накаляют атмосферу последние новости из держав более благополучных, от которых группа PIIGS ждет спасительных денежных вливаний.

Неожиданно зашаталась Франция. Пошли разговоры о возможности снижения ее долгосрочного рейтинга, подскочили процентные ставки по ее гособлигациям, что свидетельствует о сомнениях в способности этой страны выплачивать свои собственные долги.

А в единственном большом государстве ЕС, которое пока еще стоит крепко, — Германии, все чаще звучат призывы сосредоточиться на собственных делах и перестать кормить Европу.

ЕС и его сердце — еврозона — приближаются к решающему испытанию на прочность. Объединение полумиллиарда людей в Евросоюзе и переход двух третей из них на единую валюту – одно из величайших начинаний в мировой истории. Но в проект изначально были заложены кое-какие дефекты, образно говоря — мины, которые сейчас и взрываются.

Расхожее объяснение происходящего сводится к тому, что Евросоюз слишком "пестр", в нем слишком велики разрывы в уровне развития – в Люксембурге, к примеру, ВВП на душу вдесятеро больше, чем в Румынии. Простота этого объяснения обманчива. Не румынская бедность тащит Евросоюз ко дну, а греческое богатство.

Сравним две страны, входящие в ЕС, между которыми разрыва в уровне благосостояния как раз и нет — Грецию и Чехию. В обеих державах примерно одинаковое население (по 10-11 млн жителей) и примерно одинаков размер экономики (по 2% от всей экономики Евросоюза). В Греции в 2010-м ВВП на душу (вычисленный по паритету покупательной способности) составлял $29 тыс. 600 (около 90% от среднего уровня в ЕС), в Чехии — $25 тыс. 600 (около 80% от среднего уровня в ЕС). Можно сказать, сестры-близнецы. С той разницей, что дефицит греческого госбюджета – 10% ВВП, а чешского – почти втрое ниже; у Греции госдолг – 150% ВВП, а у Чехии – 40% ВВП. Греческий товарный экспорт в прошлом году был $23 млрд, а импорт — $60 млрд, чешские же экспорт и импорт были куда больше и при этом сбалансированы (соответственно $117 млрд и $114 млрд).

Греция по всем параметрам — явный банкрот, а в Чехии — просто некоторые трудности, которые вполне можно преодолеть собственными силами. И еще один нюанс — решающий: Греция вступила в зону евро, как только представилась возможность, и даже специально подтасовала ради этого свою статистику. А Чехия, хотя имела возможность и даже обязана была туда вступить по экономическим показателям, до кризиса всячески оттягивала этот момент, сохраняя национальную валюту. Ну а сейчас этот вопрос завис сам собой. Против вступления Чехии в еврозону с самого начала категорически выступал ее президент Вацлав Клаус, архитектор перехода этой страны к капитализму, да и вообще отец современной Чехии, в свое время настоявший на разделе Чехословакии на два государства ("чтобы не кормить словаков").

Кстати, словаки, достаточно удачно поднявшие свою страну и без чешской помощи (а может быть, именно потому, что на нее расчета уже не было), все необходимые экономические стандарты ("маастрихтские критерии") обеспечили и в зону евро аккурат перед кризисом вступили. И теперь клянут себя и ЕС. В августе сенсацией стали неполиткорректные заявления в адрес Евросоюза спикера словацкого парламента, либерала Рихарда Сулика: "Это же настоящий Советский Союз! Нам никто не сказал, что мы будем платить миллиарды и миллиарды на греческие пенсии, и итальянское черт знает что!".

Впрочем, это эмоции. А если без них, то одни страны ЕС рассматривали евроинтеграцию как способ ускорить свое развитие, а другие – как способ подключиться к неисчерпаемым (как им до недавнего времени ошибочно казалось) ресурсам. Вступив в еврозону, Греция получила доступ к большим деньгам и, не будучи сама богатой и развитой страной, быстро приучилась жить почти так же богато, как самые продвинутые ее собратья по этой зоне.

И теперь дело даже не в том, что она в долгу как в шелку. Допустим, долги старшие братья за нее выплатят. Но никто уже не согласится финансировать ее дальнейшую жизнь не по средствам. Грекам придется жить, сообразуясь с реальным уровнем развития своей страны, то есть заметно беднее, чем они привыкли. В этом весь драматизм ситуации. Перед другими участниками PIIGS перспектива та же самая, хотя и с разной степенью радикализма.

Единая наднациональная валюта – это великое дело. Но все участники должны играть по одним правилам. Маастрихтские критерии (выполнение которых формально является обязательным для всех стран еврозоны) как раз и претендуют быть такими правилами. Они требуют, чтобы дефициты госбюджетов были не больше 3% ВВП, госдолги не поднимались выше 60% ВВП, инфляция была низкой и т.п.

Все это было бы весьма неглупо, если бы не четыре вещи.

Во-первых, сами же изобретатели евро, Франция и Германия, еще в докризисные годы повадились сводить свои бюджеты с превышением маастрихтского трехпроцентного лимита. Эти державы были слишком велики, чтобы какие-то там органы ЕС рискнули сделать им замечание. Немцы и французы исходили, видимо, из того, что "рука меру знает". Но для слабых и лукавых собратьев по еврозоне это стало сигналом, что если очень хочется, то все более или менее дозволено, а правила запросто можно нарушать.

Во-вторых, стандартная антикризисная терапия, пусть устаревшая и плохо работающая, но до недавних пор общепринятая, предписывает во время циклического спада резко увеличивать бюджетные дефициты и, не задумываясь, наращивать госдолги. Поэтому после 2008-го повальное нарушение маастрихтских критериев временно обрело еще и этакую научную респектабельность.

В-третьих, создавая единую валюту, страны-участницы организовали Европейский Центробанк (кстати, весьма добросовестно работающий), но не создали европейский Минфин, чему помешали не столько легкомысленные испанцы и греки, сколько те же немцы и французы, не готовые отдавать такой кусок своего суверенитета в какие-то "коллективные руки" — они даже сейчас этого не хотят. Поэтому никакого механизма контроля за дефицитами и госдолгами как не было, так и нет.

И, наконец, в-четвертых — и это, может быть, даже поважнее всего вышесказанного — кроме формальных цифровых критериев есть более глубокие вещи, которые в цифрах не выразить. Но именно на них стоит евроинтеграция. Это, например, жизнеспособность экономики каждой отдельно взятой страны. Не особо богатая Польша в этом смысле, видимо, прочнее, чем Испания, которая до недавних пор выглядела вполне процветающим государством, а проблемная (в смысле дефицитов и долгов) Ирландия со своей весьма живой и конкурентной экономикой прочнее, чем Польша.

Еще один момент – качество государственного аппарата. В Италии, скажем, оно кошмарное, что сводит на нет главный козырь этой страны — чрезвычайно высокий уровень развития ее северных регионов.

Не стоит также забывать о готовности народов идти на жертвы ради проекта единой Европы и составляющих его подпроектов, вроде еврозоны. Когда лопнет терпение у немцев, и они откажутся платить за других? Или в какой момент иссякнет терпение у португальцев, и они откажутся снижать свой жизненный уровень? Это никому неизвестно, но скоро будет проверено на практике.

Ну а пока можно только коротко оценить нынешнюю ситуацию в каждой из стран PIIGS — с пониманием того, что дело не только в них.

Греция. Огромные дефицит госбюджета, госдолг и торговый дефицит. В то, что эти проблемы можно решить, оставив страну в еврозоне, уже мало кто верит. При любом повороте событий, грекам в десятые годы придется жить совершенно не так, как в нулевые.

Португалия. Тот же набор "греческих" проблем, но в смягченном виде. Например, госдолг еще не превысил 100% ВВП, а импорт "всего" в полтора раза больше экспорта. Старшие европейские братья хвалят португальцев за то, как решительно они затягивают пояса. Но главный вопрос тут, пожалуй, уже в том, как оживить португальскую экономику, как сделать, чтобы она росла, а не падала. Пока это не получается.

Испания. Тут примерно те же трудности, что и в Португалии, но с одним преимуществом: испанский госдолг сейчас меньше 70% ВВП, хотя и быстро растет. И главная задача та же — оживить экономику. Идя на выборы, Народная партия уверяла, что знает, как это сделать, – уменьшить госконтроль и сократить налоги. Но возможен ли курс на уменьшение государственных доходов при необходимости одновременно ликвидировать бюджетный дефицит, а значит, еще более стремительно уменьшать расходы, в первую очередь, социальные?

Италия. Дефицит бюджета не так уж велик. Мер, только что узаконенных итальянским парламентом, если они действительно будут исполнены, хватит, чтобы свести концы с концами и зажить по средствам. Беда в другом – в огромном внешнем долге (больше 120% ВВП). Обслуживать его стоит все дороже, потому что доверие падает, ставки растут, а Германия на спасение такой большой страны раскошеливаться явно не собирается.

Ирландия. Возможно, худшие дни, когда здесь рухнула банковская система (позже спасенная властями ценой мирового рекорда по размерам бюджетного дефицита), позади. У Ирландии есть высокоразвитая и живая экономика. Дальнейшая ее судьба зависит, скорее, от общего хода европейских событий.

А эти события приближаются к кульминации, к неким решениям исторического масштаба. С одной стороны, заведомо нерешаемых проблем нет ни в одной из перечисленных стран (за исключением, возможно, многострадальной Греции). С другой, — в странах-локомотивах Евросоюза растут собственные экономические проблемы, а главное, идет на убыль терпение народов. Достаточно скоро европейцы должны будут решить, согласны ли они заплатить цену, необходимую для спасения своей валюты и своего супергосударства. Цена хоть и не фантастическая, но высокая. Придется ведь не только расплачиваться за старые ошибки, но и переделывать то, что было неудачно построено. Как и все пути к великим целям, европейский путь – тернистый. Ошибались те, кто воображал, что это автострада.

Сергей Шелин