Героин с привкусом НАТО

Квартал разведчиков, правозащитников и наркобаронов


Green Village – элитный район Кабула, самое безопасное место в стране. Так просто в него не попасть, требуется специальный пропуск. Или человек, этим пропуском обладающий. В «Зеленой деревне» – западном рае, воплощенном посреди кичливого, но все еще очень далекого от современной цивилизации Афганистана – живет привилегированная каста. Иностранные специалисты, сотрудники всевозможных гуманитарных и не очень миссий, заморские пилоты, наемники и богатые афганцы. Очень богатые по средне-западным, неафганским меркам. При отсутствии какой бы то ни было промышленности, разведанных и разработанных залежей углеводородов, развитого легального международного товарообмена разбогатеть в Афганистане можно только одним способом. Став наркобароном.


Афганский героин за последние годы стал притчей во языцех. О нем известно все – количество и расположение плантаций, лабораторий, пути доставки. Но год от года экспорт смертельного зелья растет в геометрической прогрессии. Особенно это стало заметно с началом операции «Несокрушимая свобода» в 2001 году, когда войска США вместе с коалиционными силами начали сеять в Афганистане семена демократии. Вместо которых заколосились океаны алых маков, вытеснивших некогда традиционные пшеницу, кукурузу и хлопок. В итоге площади посевов опийной культуры за время присутствия американских войск в Афганистане выросли в 100 раз. А производство готовой продукции – героина – в 40 раз. При этом позиция заокеанских властителей дум как минимум напоминает циничное безразличие. А по размышлению вызывает здоровое подозрение в заинтересованности американцев в афганской героиновой экспансии.

С этими вопросами мы и приехали в «Зеленую деревню» к очень богатому и очень уважаемому афганцу. Назовем его Саидом. Он – действующий функционер афганской политической элиты. И, по совместительству, один из монстров ее теневой экономики. Мы знаем, на какие деньги выстроен его четырехэтажный особняк с фонтанами, белыми колоннами, позолоченными карнизами и хрустальными люстрами. Он знает, что мы это знаем. Но разговор, по восточной традиции, ведем абстрактный. Как будто никто ни о чем не догадывается.

– Американцы никогда не ставили себе задачу борьбы с наркоугрозой, – демонстрирует голливудскую улыбку и превосходный английский Саид. – Для них Афганистан – это плацдарм, с которого рукой подать до Китая, Ирана, Пакистана... Ради этого все и затевалось. Какие наркотики, какие талибы... Да хотели бы они прижать талибов, с наркотиков и надо было начинать. Какое же сопротивление без финансирования?

– Талибы разве вовлечены в наркобизнес? Вроде бы при их власти производство героина упало до ноля.

– Очень распространенный миф. В конце 90-х до 35 процентов доходов от героинового бизнеса уходило как раз Талибану. Кстати, во многом благодаря связям Талибана с Аль-Каидой удалось создать такую сеть распространения наркотика, которая с началом американской операции полностью вытеснила с рынка былых видных игроков - Мьянму, Лаос и Таиланд. Единая террористическая сеть оказалась также пригодна и для наркотической деятельности. Причины же резкого падения производства героина к 2001 году в попытке талибов завоевать международное признание. Они надеялись получить достойную компенсацию за «борьбу с наркоугрозой», но получили вторжение коалиционных сил.

Уже через год после начала операции «Несокрушимая свобода» рост производства опия-сырца в Афганистане составил 1400 (тысяча четыреста) процентов! При этом цена на него упала до критических минимумов. Если в Южной Азии килограмм чистого гидрохлорида героина стоил 10 тысяч долларов, то в Афганистане – всего 650. Демпинг на рынке позволил стране в одночасье стать мировым монополистом. При этом, если до вторжения лабораторное производство, как правило, находилось в соседнем Пакистане, то с «приходом демократии» с ее культурными, но главное технологическими ценностями в Афганистане был налажен замкнутый цикл с промышленным размахом. Западные фирмы, не задумываясь о предназначении, поставляли в Исламскую республику необходимые удобрения, фармакологическое оборудование, химические реагенты. В виде гуманитарной помощи крестьянам и разработчикам лекарственных средств. США наладили поставки компактных мобильных буровых установок, с помощью которых любой дехканин мог наладить мелиорацию в самых засушливых районах. Элитные семена маков начали поставлять из Америки и Европы – бизнес циничен, выгода прежде всего. А стартовый капитал для выгодного вложения предоставляли не воротилы наркоиндустрии, а респектабельные западные банки. Кандагар за время присутствия коалиционных сил в Афганистане превратился в финансовый центр, обслуживающий наркобизнес. Здесь производится кредитование «фермеров», «фармакологов», перевозчиков. Здесь же производится расчет за реализованные партии. Как через афганское финансовое ноу-хау – народный полулегальный банкинг «хавала», так и через вполне официальные и известные в мире западные банки и кредитные организации. И все на виду у многочисленных контингентов США, Великобритании и Канады, расквартированных в окрестностях Кандагара.

В результате такого благоприятного инвестиционного климата плантации и лаборатории появились по всей исламской республике. Основные – в провинциях Балх, Гильменд, Кунар, Нангархар, Пактия, Хост, городах Кундуз и Файзабад. Информация о полях и лабораториях в этих районах, в том числе, и спутниковые снимки, регулярно передаются Международным силам содействия безопасности. Но те лишь «принимают ее во внимание». Американские генералы считают, что при всей сложности «оперативной обстановки» в стране навлекать на себя гнев крестьян было бы самоубийственно. Видимо, поддержка населения сельскохозяйственных районов Афганистана очень важна для американцев. И поэтому, если во время какой-нибудь спецоперации или гуманитарной бомбардировки, не дай Аллах, страдают посевы аграриев, «демократизаторы» выплачивают компенсацию – по полторы тысячи долларов за гектар.

– Эта компенсация, конечно, не окупает потери, – говорит Саид. – Стоимость урожая с одного гектара составляет около 15 тысяч долларов. Но, учитывая, что в нашем климате можно снимать по три урожая в год – это все издержки производства.

– Неужели здесь нет структур, которые противостоят наркобизнесу?

– Почему же, есть, – ухмыляется афганец. – Есть ооновская организация United Nations Drug Control Programme, есть американская U.S. Drug Enforcement Administration. Но дальше прокламаций и совместных пресс-конференций дело у них не идет. Западу выгоден этот бизнес. В том числе и из соображений экономии – доход от героинового трафика составляет до 80 процентов ВВП Афганистана. Эдак мы когда-нибудь выйдем на самоокупаемость (смеется).

– Вас не смущает моральная сторона этого бизнеса?

– Уверяю вас, никто в этой цепочке не думает об умирающих от героина подростках. Каждый думает о своем – крестьянин о пестицидах, химик – о реагентах, перевозчик – о том, как не попасться... Другой уровень понимания. Для вас это действительно угроза, но для людей, которые занимаются этим ежедневно – это обычная работа, приносящая неплохой доход.

Примечательно, что до США афганский героин доходит лишь в гомеопатических дозах. Возможно, именно поэтому американцы столь пассивны в Афганистане. Ведь против латино-американской наркоугрозы, более близкой штатам, Вашингтон борется очень жестко. В Америке, например, дают многомиллионные гранты на разработку гербицидов, уничтожающих посевы коки – в чужой, суверенной стране. В то же время в Афганистане уничтожение плантаций расценивается как нарушение прав крестьян. В США можно схлопотать огромный срок только за намерение ввезти в страну партию кокаина. В Афганистане же наркотик производится на виду у многотысячного вооруженного контингента США сотоварищи. Но травится-то от этого наркотика не американский подросток, потому и спрос здесь не такой строгий? Или у американцев шкурный интерес в афганском наркотрафике?

– В 90-е, после ухода шурави, экономика страны рухнула окончательно, и производство опия было единственным шансом выжить. В стране был настоящий голод, – вспоминает Саид. – И до прихода талибов практически у каждой лаборатории был свой куратор-американец. Он был кем-то вроде консультанта, через него осуществлялись связи между поставщиками и закупщиками.

– А сейчас?

– Сейчас эта структура самодостаточная, – туманно изъясняется афганец. – Хорошо уже то, что они не мешают. В конце концов, надо же им на что-то строить бунгало во Флориде.

Исток героиновой реки

Прямых доказательств участия американских военных в самом наркотрафике, естественно, нет. Хотя косвенных свидетельств этому вполне достаточно. В крупнейшем героиновом перевалочном пункте Европы – Косово – вам охотно расскажут о том, как используется военно-транспортная авиация США. Бывший сотрудник ооновского Наркоконтроля, выходец из бывшего СССР, рассказал нам в Кабуле, как это было в середине нулевых: «В неделю американские грузовые самолеты совершали из Афганистана на свои европейские базы по 800 рейсов. Командование Международных сил содействия безопасности закрывало глаза на такую активность. На деле же были все основания полагать, что военно-транспортные лайнеры использовались для контрабанды героина в Старый Свет. Один перевалочный пункт находился на турецкой базе ВВС США в Инжирлике. Второй, и самый крупный, – в Косово. Транзит шел и через военные объекты НАТО в Польше, Румынии и Болгарии – до 100 тонн. Хотя, конечно, по сравнению с основным трафиком – это не так много. Не думаю, что с 2006 года, когда я уволился, что-то изменилось. Хотя зачем самому мараться. Система выстроена безупречно. Сейчас уже проще контролировать героиновые «ветки», «сидеть на потоке» и стричь дивиденды. Чем, собственно, американцы и занимаются».

Чтобы понять, как устроен современный афганский наркотрафик, мы отправились на одну из маковых плантаций, недалеко от Кундуза. Об этой экскурсии мы попросили Саида. Тот долго колебался, пока мы ему не сказали: «Мы же понимаем, что это не ваша плантация. Просто вы знаете человека, который знает полевого командира, в ведении которого находятся эти поля. Мы хотим просто посмотреть на маковое поле. Говорят, это красиво». Саид, улыбнувшись, оценил восточную витиеватость нашей просьбы. И дал в сопровождение двух автоматчиков.

Мы выехали на плантацию ранним утром. Неприметный пикап «Тойота-хай-люкс» – таких машин здесь тысячи. Западных блок-постов наши сопровождающие не боялись, их практически нет на дорогах за пределами Кабула, а патрули афганской армии нами не интересовались. Тем более, как мы догадались, два немолодых мужика в камуфляжах в этой армии как бы служат. Саид не раскрыл подробности маршрута. Единственное, что мы поняли – машина шла в сторону Кундуза. Но, поднявшись в горы на несколько тысяч метров, мы свернули в одно из бесчисленных ущелий, прикрытых от вторжения чужаков маленьким кишлаком, жители которого контролировали ухоженную грунтовую дорогу. Ущелье, как нам объяснили, оказалось сквозным, и через него возят «товары». Единственное неудобство – в одной из точек маршрута груз приходится перекладывать во вьюки и за горным перевалом опять сгружать на машины. Зато эта дорога «для своих», и ЧТО по ней возят, мы догадались по контексту, когда через несколько часов утомительной езды, наша машина стала спускаться по подобию серпантина в огромную долину. Первым, кто нас встретил, был пастух с биноклем и радиостанцией.

Иначе и быть не могло – наркобизнес просто обязан контролировать свои вены-дороги, по которым текут удобрения, прекурсоры и сам товар. По словам сопровождающих, мы уже находимся в британской зоне ответственности, но Запад почему-то совсем не интересует исток героиновой реки. Более того, в международной коалиции военных сил, базирующихся в Афганистане, именно британцы отвечают за борьбу с опийными плантациями. Но у них, видать, есть дела важнее.

Дороги смерти

Судя по комментарию одного из бывших сотрудников российской миссии ФСКН в Афганистане, прямые поставки готового героина в Таджикистан – миф. «Товар», как правило, проделывает сложнейший путь, прежде чем пересечь границы Афганистана.

По его мнению, тот, кто ставил производство героина в Афганистане на промышленную основу, решил глобальную задачу – вовлечь в производство и наркотрафик всю страну без исключения. Сделать наркобизнес практически непобедимым, привязать к наркодоходам все население страны.

Итак, опий-сырец выращивается в Афганистане – ВЕЗДЕ, и не важно, кто отвечает за район, в котором расположены плантации – итальянцы, немцы, американцы. Собранное сырье частично перерабатывается, частично остается в сыром виде и транспортируется на заводы в провинциях Пактия, Хост, Гильменд, Кунар, Балх, Кундуз. Мы побывали в начале героиновой жилки, тянущейся в Кундуз. После переработки диацетилморфин гидрохлорид отправляется в Канадагар, который является транспортным и финансовым хабом. Здесь с поставщиками и перевозчиками определяются дальнейшие маршруты зелья. Товар уже не занимает много места и не портится, в отличие от маковой соломы, которая может банально сгнить. Из Канадагара героин отправляется в Пакистан, конкретно – в Читральский район, где находятся химические производства прекурсоров необходимых для очистки и перегонки опия-сырца. Самый важный прекурсор в химической реакции – уксусный ангидрид, и Пакистан держит монополию на производство этого компонента, вынуждая производителей зелья постоянно контактировать с этой страной. Схема проста – не будет уксусного ангидрида, маковые плантаторы останутся с дешевым и мало кому нужным сырым опием. Поэтому именно из окрестностей города Читраль и начинается полноводная и судоходная героиновая река, утекающая в Юго-восточную Азию и в страны СНГ, а оттуда – в Россию и Европу.

Маковые поля, разбитые на ровные квадраты арыками, как говорится, «в самом соку» – они удивительного зелено-стального цвета. Лишь кое-где, по краям, горят красным распустившиеся соцветия. От этой величественной картины поспевшего урожая смерти, один из нас забывает про все договоренности с Саидом и начинает прикручивать к фотоаппарату широкоугольный объектив. Один из сопровождающих, молча поворачивается, забирает фотокамеру и кладет ее себе на колени.

Нам не очень понятна эта секретность. Сотрудник Агентства по контролю за оборотом наркотиков при президенте Таджикистана, рассказывал нам, как каждый неделю он получает комплект со снимками территории Афганистана, сделанными спутником фоторазведки «Кобальт». Вводит данные в компьютер, обрабатывает в специальной программе. Появившиеся новые маковые поля фиксирует отдельно. Иногда, если качество снимков низкое, проверяет информацию о новых плантациях через агентуру. Подшивает все в папку:

- И каждый месяц я передаю итоговый отчет американцам, британцам и в правительство Афганистана. Впустую. Я ни разу не услышал даже слова «спасибо». Про уничтоженные посевы я даже не говорю. Запад абсолютно не интересует эта проблема. Но они ловко делают вид, что борются с героином с помощью конференций и отчетов. Это мистификация или диверсия против России и Средней Азии. Через Таджикистан героин идет транзитом, но я знаю, что человек, хоть раз попробовавший легких наркотических денег, никогда не вернется к честному труду. Это порча на несколько поколений вперед.

Минут на тридцать мы зависаем возле какой-то саманной будки. Здесь в тени сидят несколько человек в традиционной афганской одежде. В руках у них не привычные русские «калашниковы», а модификации американских М16.

- Патроны достать проще, - объясняет наш провожатый.

Мы догадываемся, что, несмотря на все согласования, нам здесь совсем не рады. Мобильники в долине не работают, но в будке, судя по антенне, стоит радиостанция, и наш охранник несколько раз отправляется туда на переговоры, которые, похоже, идут тяжело. Наконец, нам приносят пакет из-под американских удобрений и кладут его на землю. Знаками показывают, что в пакет нужно сложить всю записывающую аппаратуру. С ней ничего не случится, нам ее вернут, когда мы поедем назад. Складываем в пакет фотоаппараты, телефоны и диктофон. Афганец-охранник завязывает пакет узлом, оплавляет узел зажигалкой и наступает на него подошвой кроссовка. Пакет с техникой уносят в будку, а мы едем дальше. Иногда джип переваливается через пластиковые трубы – по-видимому, здесь всерьез решили заняться ирригацией и довести численность урожаев до четырех в год. Проезжаем мимо складов с удобрениями – навесы с темно-синими мешками, на которых предательских цветут американские флаги. Это гуманитарная помощь афганским крестьянам. Неужели в США не знают, что объемы выращиваемых злаковых и зерновых культур в Афганистане, быстро и верно стремятся к нулю? Еще один знак гуманитарной помощи – гигантские барабаны с пластиковыми трубами для устройства капельного орошения – маркировки на английском и иврите. В конце плантаций, собственно сама «нарколаборатория» – сборный ангар, куча пустой химической тары: стеклянной и пластиковой, и едкий запах уксусного ангидрида, висящий в воздухе.

Здесь выгоняют из опия-сырца так называемую «слезу Аллаха» – диацетилморфин. Наши проводники объясняют, что в этой долине мак выращивали всегда, хотя еще двадцать лет назад большая часть земель здесь была занята хлопком. Маковое сырье перерабатывалось на красители и было побочным производством. Но один гектар макового поля дает такой же доход, как и 40 гектар зерновых культур, поэтому местные крестьяне недолго думали, в каком направлении развивать свой сельскохозяйственный бизнес. Самих крестьян мы увидели лишь издалека, из кишлака, прилепившегося к одному из склонов долины, на поля двинулась какая-то техника и десятки людей. В наркотической долине начинался очередной «праздник урожая», который где-то за тысячи километров отсюда закончится «пляской смерти».