Эль Мюрид: И у Китая есть ахиллесова пята

Война Китая и России – увлекательная тема для разного рода гипотетических сценариев, где разные по степени вменяемости авторы завзято водят по карте дивизии, пусковые установки и наносят испепеляющие ядерные удары. При этом, как правило, авторы делятся на две неравные части. Одна часть – просто любители ролевых и стратегических игр, которым, в сущности, безразлично, кто и с кем там воюет, им интересен сам процесс. Вторая группа – прагматики. Они этим зарабатывают на жизнь. Написал – расписался в ведомости. Выдал леденящие подробности – засветился в телевизоре, у которого тоже рейтинг – основа основ существования.


«Конечно, у России и Китая могут быть проблемы. Но только в одном случае»


Однако за кадром всегда остается простой и совершенно немудрящий вопрос: зачем? Ну вот зачем Китаю воевать с Россией? Что такое есть у нас, чего нет у Китая и не будет никогда? Ответ всех сценаристов обычно прям и по-военному четок: ресурсы. Можно ли такой ответ считать правильным? Нет, нельзя.

Война за ресурсы ведется в двух случаях: если тебе перекрыли к ним доступ или если ты намерен перекрыть доступ к ним другим. Во всех остальных случаях дешевле и проще их покупать. Война – дело затратное. Чтобы получить доступ к ресурсам, их нужно вначале истратить. И для большой войны затраты ресурсов таковы, что рентабельность мероприятия обычно стремительно приближается к нулю. А чаще – к ощутимой дыре в расчетах. Какие именно ресурсы Китай не может купить в России из тех, которые Россия может Китаю продать? Вопрос риторический – никаких. Да все что угодно – вот ответ России на любые запросы наших соседей за речкой. А уж цена, по которой уходит российская нефть в Китай, скорее вынудит Россию воевать за расторжение кабальной сделки, чем сделает ее объектом агрессии.

Какие ресурсы и кому хочет перекрыть Китай? И тоже риторический вопрос – никакие и никому. Заваливая весь мир своей продукцией, Китай конкурирует ценой. В высокотехнологичной Японии уже не найти ни жестких дисков, ни флешек, ни телефонов made in Japan – все китайское. Зачем воевать, чтобы закрыть гипотетическому конкуренту доступ к чему-то важному из России, если у конкурента проблема не в том, чтобы нарастить производство, а в том, чтобы защититься от китайской экспансии? При своих бы остаться – уже победа.

Остается последняя причина для войны. Территориальная. Что для Китая более важно – российское Приморье или китайский Тайвань? Вся китайская риторика после войны – Тайвань должен воссоединиться со своей родиной. И это не секретный хитрый ход – это действительно важнейшая задача всей внешней политики Китая. И на пути этой задачи стоит не Россия, а США. Которые прекрасно знают о болевой точке и всегда в нужный момент сумеют на нее нажать.

Китайская внешняя политика сумела одержать убедительную победу, объединив материковый Китай с Гонконгом, пусть для этого и пришлось изобрести невиданную прежде формулу. Прицел на объединение с Тайванем в этом не увидел только слепой. И совершенно не зря как раз после Гонконга отношения между Тайбэем и Пекином стали развиваться гораздо более терпимо и дружественно, хотя и не без периодических проблем.

Еще одна спорная территория – десяток булыжников в океане под названием архипелаг Сенкаку, он же Дяоюйдао. Этот спор очень нешуточный. Бог с ними, с булыжниками этими, но вот 12-мильная территориальная и 200-мильная экономическая зона вокруг них – вопрос гораздо более серьезный. Особенно с учетом найденных месторождений именно в этой зоне. И здесь, как и в случае с Тайванем, есть одно серьезное препятствие. Япония – союзник США. Не России, а именно США. И именно США совсем недавно весьма нервно реагировали на китайские выпады относительно этого самого архипелага. Россия же ограничилась дежурным «за мир во всем мире», что означало только одно: вы уж там как-нибудь поаккуратнее, ребята. Прихожую не заляпайте...

И, наконец, главное. Соединенные Штаты сворачивают свое присутствие во всех ранее важных для них регионах мира. На Ближнем Востоке в первую очередь. «Арабская весна», идущая по пути тотальной деструкции пространства региона, с точки зрения Америки, вполне действенная замена ее присутствию. Волны террористов, накатывающих на уцелевшие Иран и Израиль, – вот то прекрасное будущее, которое моделируют не покладая рук Обама и его команда. Совсем не из людоедских или садистских наклонностей – онли бизнес, уважаемые сэры, онли бизнес.
Однако присутствие в Тихоокеанском регионе для США не подлежит ни малейшему секвестру. Наоборот, медленно и неуклонно оно как раз-таки нарастает.

Еще в одной уязвимой точке Китая – Синцзяне – все более ощутимо начинают готовиться к будущей борьбе уйгурские террористические группировки. Пока они проходят боевую подготовку в рядах исламистов в Сирии, но это именно подготовка и боевое слаживание. Ни малейших иллюзий на этот счет у китайцев нет. И не стоит забывать про «Талибан», который вот-вот вновь станет властью в Афганистане. Талибы уже деловито начинают разведывательные мероприятия в Горно-Бадахшанской области Таджикистана, а это вновь и опять в непосредственной близости от Джунгарской долины и Синцзяна.

Россия стоит за «Талибаном»? Да вроде бы нет. С Россией талибы проводят консультации и переговоры в Дохе? Да нет же – с Соединенными Штатами в лице высокопоставленных представителей Госдепартамента.

У Китая действительно есть проблемы и болевые точки. За некоторые из них, возможно, в будущем придется и повоевать. Вот только где тут Россия? Какие именно проблемы (имеются в виду настоящие проблемы, а не написанные в сценарии ролевой игры) решит Китай, напав на Россию? В чьих именно интересах будет эта война – китайских, что ли?

Как говаривал старина Вий, поднимите мне веки. И укажите хотя бы на одну победу китайского оружия за последние, ну, скажем, лет пятьдесят. Есть ли у Китая боевые генералы, испытавшие вкус побед? Есть ли у Китая армия, побеждавшая грозного – а хоть бы и не грозного – противника за истекший период? Шапками закидаем – где-то я это уже слышал.

Конечно, у России и Китая могут быть проблемы. Но только в одном случае: полной и окончательной дезинтеграции нашей страны. По любой причине. Тогда – и только тогда – Китай будет вынужден переходить Амур. Но не для завоевания, а просто потому, что ему нужно будет создавать буферную зону, через которую не смогут пробиться миллионы беженцев. Но данный сценарий войной назвать затруднительно. Хотя сбрасывать его со счетов, в отличие от ролевых страшилок, как раз не стоит.

Гипотетически, конечно, можно поиграть в танчики и поконструировать сценарии столь же гипотетического нападения Китая на Россию. Правда, тогда придется отложить в сторону главный вопрос войны – ее цель.

Целью любой войны, как известно, является мир. Мир, который выглядит лучше довоенного, с точки зрения победителя. Именно поэтому, кстати, нападение на ядерную державу не на периферии ее интересов, а на историческую территорию выглядит бессмысленным занятием – ответный ядерный удар по агрессору при любом исходе конфликта переводит сравнительные оценки «лучше – хуже» в область оторванной от жизни теории. Начинать же войну, исходя из весьма сомнительного допущения, что противник изначально сдрейфит и поднимет лапки, – занятие крайне легкомысленное. А вдруг не поднимет? А вдруг найдется какой-нибудь комдив или, того хуже, командарм, который плюнет на все запреты сверху и исполнит свой долг?

Война переводит принятие решений сразу на тактический уровень. На месте некогда звонить в Москву и спрашивать дозволения – обстановка может потребовать отдавать приказы здесь и сейчас.

Сугубо с военной точки зрения российский Дальний Восток – это мышеловка. Тоненькая ниточка железной дороги соединяет его с «материком». Достаточно перерезать эту ниточку. Советская власть в Сибири рухнула во время чехословацкого мятежа именно таким вот образом – растянувшиеся эшелоны с пленными чехословаками взяли под контроль Транссиб, на чем деятельная фаза мятежа и закончилась.

Вот только и у Китая есть ахиллесова пята, которая делает его предельно уязвимым. Любой конфликт даже низкой интенсивности способен одним скачком перейти в свою наивысшую стадию. Есть условная классификация конфликтов, если с обеих сторон задействовано до 500 тысяч человек – это конфликт низкой степени интенсивности. От 500 тысяч до миллиона – средней. Все, что свыше миллиона, – это конфликт высшей степени.

Китайское население крайне неравномерно расселено по территории страны. Большая его часть живет на побережье и в мегаполисах. Плотность населения в этих регионах такова, что любой даже неядерный ответ приведет к катастрофическим последствиям. А если учесть, что китайские мегаполисы – это не только спальные районы, но и крупнейшие промышленные центры, то китайское руководство просто не может не учитывать свою уязвимость в случае прямого конфликта с кем бы то ни было.

Никакой послевоенный мир не принесет ту прибыль, которая перекроет коллапс экономики и десятки миллионов жертв конфликта. Хорошо было СССР – эвакуировал свой промпотенциал за Урал, и немецкие «юнкерсы» перестали представлять для него опасность. Куда эвакуировать китайскую экономику?

Представим себе на минуту, что агрессивные китайские генералы озвучивают на Политбюро план нападения на Россию. В котором учтено все и вся. За исключением одного вопроса – возможности российского ответного удара. Предполагать, что российское руководство испугается, конечно, можно. Но «девятка бессмертных» членов китайского Политбюро вряд ли утвердит план нападения на ядерную страну, если не получит гарантии отсутствия ответа. Но таких гарантий генералы предоставить им не смогут.