Белоруссия радикально изменилась всего за одну неделю

Противники Лукашенко называют прошедшее воскресенье историческим днем и обещают скорую смену власти. Действительно, Белоруссия стремительно меняется, эти изменения невозможно отрицать, а Батька переживает сейчас самый трудный период в своей жизни. Однако выстроенная им система, пускай даже лишенная народной поддержки, по-прежнему работает почти как часы. Надолго ли ее хватит?


Вечером в воскресенье на свободу вышли два белорусских диджея – Влад Соколовский и Кирилл Галанов. Они были арестованы 6 августа за то, что включили на предвыборном мероприятии в поддержку кандидатуры Александра Лукашенко песню Виктора Цоя «Перемен!». С учетом всего того, что произошло в Белоруссии за минувший уик-энд, это событие малозначимое, но символичное: отсидев назначенные им судом 10 суток, диджеи оказались в другой стране.


Примерно в то же самое время в Бресте, где ОМОН еще недавно разгонял любые акции протеста, протест еще более многочисленный добился того, что из спецприемников отпустили всех ранее задержанных активистов. Всего неделю назад представить себе подобное было невозможно – не тот режим.

Вне белорусской оппозиции, Лукашенко редко называют диктатором. В Европе и США этого не делают потому, что открыли в отношениях с Минском «чистую страницу», оценив его нейтралитет по украинскому вопросу после 2014 года. Одновременно «строить глазки» и обвинять визави в диктатуре неудобно, вот и сейчас белорусский политический кризис освещается в Европе и тем более в США в блоке третьеразрядных новостей, хотя украинскому Евромайдану там сопереживали с утра до вечера.

Не называли Лукашенко диктатором и в России. Нашим либералам он был попросту неинтересен, консерваторы не любили его за другое, да и вообще величать диктаторами лидеров стран – ближайших союзников как-то не с руки, то есть от европейцев мы в этом смысле не отличаемся.

Наконец, есть те, кто белорусскому президенту симпатизирует (и в эти дни их в России, кажется, больше, чем в самой Белоруссии), поэтому им в принципе не нравится негативно окрашенное слово «диктатор». Но и эти люди легко подпишутся под утверждениями типа

«Лукашенко в Белоруссии хозяин, все контролирует, всех держит в кулаке».

На практике это означает то, что Лукашенко находился на вершине полностью подчиненной ему административной пирамиды – корпоративного государства. Его система власти старается лишний раз не лезть в личную жизнь белорусов, но полностью отказывает им в политической. Вне Батькиной вертикали нет вообще ничего – ни полноценных политических партий, ни независимых общественных организаций, ни альтернативных источников денег, ни избираемых напрямую мэров, ни профсоюзов, ни людей, которых можно было бы назвать лидерами оппозиции.

СМИ тоже являются частью этой вертикали, и для Лукашенко является личной травмой даже то, что где-то в мире по-прежнему существуют блогеры, смеющие его критиковать, и что до этих блогеров невозможно добраться (борьба с Telegram-каналами присутствует в его жалобах силовикам уже который год). Жестко цензурируется и тот контент, который закупается у российских телеканалов (например, из «КВН» вырезаются все шутки про Лукашенко).

Сие не критика «белорусской диктатуры», а иллюстрация того, что любое инакомыслие (пророссийское или проевропейское – любое) в республике подавлялось жестко и по возможности тихо, а об уличном активизме даже речи идти не могло.

Эта же государственная система в лице ОМОНа и внутренних войск неделю назад встретила на улицах тех белорусов, кто не поверил в честную победу Лукашенко на выборах. Сейчас, после начала стачек на предприятиях и многотысячной всебелорусской акции, в бело-красном море которой митинг в поддержку президента выглядел зеленой каплей, официальным итогам в полной мере не доверяет уже никто или почти никто. Но в первый день (точнее, ночь) протестов Белоруссия была все той же системой, жестко подчиненной Лукашенко, поэтому никаких сюрпризов не произошло – несогласных стали разгонять, подавляя бунт в зародыше.

Массовые задержания, избиения, охота за людьми и попытки пресечь даже такие формы протеста, как гудение автомобилей в поддержку арестованных, не должны были стать сюрпризом – режим реагировал так, как он реагировал всегда. Однако системе вдруг понадобился настолько широкий масштаб репрессивных мер, изобилующих трагедиями и эксцессами, что не привыкшее к публичному насилию белорусское общество возмутилось, восстало и задавило силовиков количеством. Это радикально изменило всю страну даже несмотря на то, что Лукашенко по-прежнему находится на вершине своей административной пирамиды.

В новой Белоруссии цветет свобода собраний, которой многие там не помнили, и прорывается свобода слова, включая резко антипрезидентские высказывания. Идет ли речь о «народных трибунах» на митингах или обидных «шпильках» в адрес Батьки на плакатах, совсем недавно этого в стране не просто не было, а по определению быть не могло. Но люди больше не боятся ни задержаний, ни увольнений, поскольку чувствуют себя частью подавляющего большинства – чем-то, что гораздо значительнее лукашенковской пирамиды, которая, в свою очередь, не имеет сил «принудить всех к порядку» и «жить, как жили раньше».

Вне зависимости от того, как долго еще Лукашенко будет оставаться главой государства и исполнять президентские обязанности в восставшем против него городе, он будет руководить уже другой страной и для этого ему придется изобретать новые, непривычные для него методы. А это значит, что он, скорее всего, обречен.

История «бархатных» или «цветных» революций и их попыток, которые познал мир после Второй мировой войны, не располагает большой вариативностью в плане финала. Диктаторам в кавычках и без удавалось устоять либо в том случае, если они силой подавляли массовый протест в самом его начале, либо через демократизацию режима – возвращение свободы слова, выборов в различные органы власти и т. д. Правда, второй вариант мог лишь отсрочить их отставку на некоторый срок. В условиях разгула инициативы и свободомыслия, жесткие административные системы типа лукашенковской долго существовать не могут, по крайней мере, не получилось еще ни у кого.

Мы наблюдаем сейчас закат лукашенковской эпохи, вопрос лишь в том, сколько он продлится – недели, месяцы или несколько лет. Последнее предположение наверняка возмутит многочисленных активистов оппозиции, уверенных, что затянувшееся на 26 лет правление Батьки должно закончиться со дня на день. Возможно, они правы, но стоит учитывать несколько вещей.

Известный своим упрямством Лукашенко категорически не желает уходить в отставку, лично для него на кону стоит слишком многое. А настроенные против него народные массы демонстрируют восхитительное законопослушание – в людях, которые переходят пустую улицу строго на зеленый свет и снимают обувь, чтобы митинговать с уличной лавки, трудно заподозрить желание идти на штурм административных зданий.
При этом выстроенная Батькой система по-прежнему работает без особых сбоев.

Да, в новой Белоруссии не задерживают за песню «Перемен!», но диджеи отсидели столько, сколько им назначил суд, а арестованных в Бресте милиция отпустила только после звонка генпрокурора.

Да, мэры городов выходят к недовольным толпам и оправдываются перед ними в меру смелости и таланта, но не подают в отставку и не предают верховного начальника.

Да, оппозицию поддержал Сергей Румас – знаковая фигура режима Лукашенко, два года возглавлявшая правительство. Однако сейчас Румас никто, он в отставке с июля и имеет репутацию сторонника либеральных реформ, включая приватизацию госсобственности. Поэтому нельзя даже сказать однозначно, что это было – проявление обиды на Лукашенко от белорусского Дэн Сяопина или согласованный пас, чтобы Батька мог запугивать народ румасовским «разграблением страны» (чем он, в общем-то, и занимается).

И, наконец, главное. Многотысячные протестные массы дали Лукашенко почувствовать себя в кольце окружения из собственного народа, но по-прежнему не имеют лидеров и, как следствие, не могут выдвигать полноценные ультиматумы или вести переговоры. Недовольные Батькой белорусы показали, что их очень много, наверняка фатально много с точки зрения его дальнейшей политической карьеры, но сам механизм ухода Лукашенко в отставку – завтра, через месяц или через год – никому сейчас не известен и не понятен.

Сдаваться президент не намерен. Раскол элит пока что не обнаруживается. Улица не хочет переходить к активным действиям.

Пускай Белоруссия уже стала другой, ей может понадобиться время на то, чтобы осознать эти изменения и нащупать сценарий нового будущего. Пока этого сценария нет, есть только клинч между президентом и значительной частью общества, требующего его отставки.