Зачем Путину потребовалось еще больше власти?

Пару дней назад Владимир Путин внес в Государственную Думу пакет поправок к Конституции РФ. Если излагать предложения президента кратко, то Верховный суд и Высший арбитражный суд объединяются в единую структуру. Объединенный Верховный суд будет состоять из 170 судей, причем отбирать их будет специальная комиссия. Это дает возможность для «перетряски» состава что Верховного, что уходящего в прошлое Высшего арбитражного судов.


Но это еще не все. Существенных полномочий лишается генеральный прокурор. Ранее прокуратура была основана на принципе единоначалия. Это значило, что заместители генерального прокурора избирались Советом Федерации по его предложению, а прокуроры регионов назначались генпрокурором по согласованию с местными властями.


Теперь же власть генерального прокурора будет резко сокращена. Уже не он, а президент будет предлагать Совету Федерации кандидатов на должности заместителей генпрокурора. Что касается региональных прокуроров, то их будет назначать президент РФ. Иначе говоря, с единоначалием генерального прокурора будет покончено.

Казалось бы, что это существенно меняет? Ведь генеральный прокурор, как этого и требует традиция, скорее всего, согласовывал кандидатуры своих замов, да и региональных прокуроров в администрации президента. Однако его лидерство все же сохранялось: предлагать кандидатов должен был он сам, и вряд ли кто-то мог занять должность его зама без согласия «ока государева». Теперь же замов генпрокурору можно назначать через его голову. Это значит, что он уже не будет контролировать Генпрокуратуру, в которой образуется «коллективное руководство». То же самое можно сказать и про назначения прокуроров на местах.

Иначе говоря, даже формальная независимость прокуратуры от верховной власти рассеивается как дым. О чем это говорит?

Наивные и доверчивые люди утверждали, что Путин строит некое «корпоративное» государство, эдакую правую диктатуру, которая вся будет держаться на корпорациях. Следует только учесть, что слово «корпорация» означает в данном контексте не «очень большую компанию», концерн, как все привыкли думать, а нечто иное. Корпорация в этом смысле похожа на средневековый цех. То есть это самоуправляющаяся и автономная от власти организация, имеющая, тем не менее, некоторое отношение к осуществлению власти.

Например, покойная Академия наук от имени государства управляла большей частью российских научных исследований и ученых. При этом свое начальство она избирала сама: президент РАН избирался академиками и лишь в последние годы утверждался президентом РФ. Это высокая степень автономии.

Той же высокой степенью автономии обладали суды. Верховный суд и Высший арбитражный суд проводили свои пленумы, принимали решения, избирали часть руководства самостоятельно. Теперь эта автономия будет ограничена в связи с неизбежной «перетряской» состава Верховного суда. Ведь создается прецедент. Если можно принять закон, в соответствии с которым можно заставить «несменяемых» судей снова проходить процедуру утверждения на должность, – значит, это можно сделать и второй раз, и третий. Судьи ВС перестают быть пожизненными сверхфигурами. Они и раньше-то не особо активно пользовались своей автономией от власти, а сейчас и вовсе прекратят делать это под лозунгом «как бы чего не вышло».

То же самое касается и Генпрокуратуры. Она, конечно, не обладала внутренним самоуправлением. Точнее, «внутренним самоуправлением» обладал только генпрокурор. Согласно концепции Генпрокуратуры, он – полновластный хозяин в ведомстве, автономный от органов федеральной власти. Теперь ограничили и его.

То есть проводится политика, противоположная построению «корпоративного государства». Крупные корпорации, доставшиеся с советских времен, вроде РАН, Верховного суда и Генпрокуратуры, рушатся, лишаются и так хлипкой автономии и переподчиняются президентской власти.

В нашей стране президенту подчинены все ветви власти. Он назначает правительство, но не несет ответственности за его деятельность. Он контролирует судебную власть через назначение судей, прокуратуру – через назначение и возможность смещения генпрокурора. Государственную Думу он может распустить. Половина Совета Федерации назначается губернаторами, которые могут быть уволены президентом. Так контролируются и региональная исполнительная власть, и верхняя палата российского парламента. Вторая половина Совфеда формируется региональными законодательными собраниями, которые президент также имеет право распустить, «если что».

Иначе говоря, президентская власть у нас похожа на королевскую власть в Англии – тоже почти неограниченную. Британская королева возглавляет правительство, является частью парламента и контролирует судебную систему через Тайный совет. Разница в том, что королева не правит лично. Она – скорее председатель совета директоров, чем генеральный директор. Поэтому если правительство консерваторов потерпит поражение на выборах – оно уйдет в отставку, и его сменят лейбористы. А в наших условиях президент лично в ответе за все происходящее в стране. Правительство, даже крайне непопулярное, никогда не меняется в результате выборов. Это создает уязвимость в системе.

Британская королева имеет неограниченную власть, которая рассматривается теоретиками как резервные полномочия. Иначе говоря, если будет кризис, она вмешается. Не будет кризиса – демократия будет функционировать «на автопилоте». У нас же президентские сверхполномочия используются ежечасно. Страна насажена на знаменитую вертикаль власти и при этом не предусмотрена смена чиновников в результате всенародного волеизъявления.

Практика показывает, что в случае обрушения подобной системы власти вместе с ней в хаос впадает и государство в целом. Спасти его могли бы корпорации, но власть сознательно их разрушает. Она думает, что тем самым усиливает себя, но на деле подтачивает основания своего господства.