После диверсии. Что на самом деле будет с Европой без российского газа

«Готовьтесь жить без российского газа! Это угроза его полного отключения», — безапелляционно заявил европейцам Дэвид Голдвин, руководитель энергетической программы Госдепартамента США во времена администрации президента Барака Обамы.

Это случилось вскоре после диверсий на газопроводах «Северный поток — 1» и «Северный поток — 2», которые резко ограничили возможность поставок российских энергоносителей в страны Европы.

Европейские сторонники США откровенно радовались этим взрывам — известный польский политик Радослав Сикорский даже поблагодарил за это Вашингтон у себя в «Твиттере». Потому что они убеждены, что уничтожение газопроводов наконец-то приведет к освобождению от российской газовой зависимости.


По мнению проамериканских журналистов, российский газ в принципе не нужен Европе, потому что она способна заместить его поставками из других стран — прежде всего, конечно же, из США. Да и вообще, на повестке дня якобы стоит «чистая» зеленая экономика, которая якобы обойдется без газа. Во всяком случае, в тех количествах, которые предлагала европейским экономическим контрагентам Россия.

Размышления на этот счет регулярно появляются в достаточно серьезных европейских газетах, а после диверсий количество таких статей возросло — чтобы успокоить встревоженных обывателей. Хотя все больше людей начинают осознавать, что эти наивные мечтания совершенно оторваны от реальности.

Но есть и другая крайность. Российские журналисты и блогеры начали писать о том, что Европу ожидает без российского газа неизбежная гибель. Рассказы о том, что европейцы будут замерзать зимой без света и отопления прямо в своих квартирах нередко появляются сейчас в довольно популярных каналах на телеграмме. Салонные патриоты рассуждают о том, что теперь Европе точно конец, и уже скоро на запад надо будет гнать эшелоны с гуманитаркой. Хотя, на самом деле, это всего лишь другая разновидность несбыточных и наивных иллюзий.

Правда, как всегда, лежит где-то посредине крайних позиций и утверждений.

Да, Европа действительно является на сегодня главной проигравшей стороной в бушующей повсюду гибридной мировой войне, которая затронула практически все стороны нашего бытия.

Да, платить за американскую войну с Москвой придется в первую очередь именно европейцам. И это касается не только финансовой поддержки Украины, которой выделяют многомиллиардные финансовые средства и дорогие вооружения. Главный ущерб состоит в другом. Разрыв энергетического альянса между Россией и Западной Европой, на который столько лет работала Америка, полностью уничтожает стратегию будущего развития Европейского союза, экономическим ядром которого всегда выступала Германия.

Стабильные и бесперебойные поставки дешевого российского газа должны были стать фундаментом для мощного экономического роста на промышленных площадках Европы, с использованием самых передовых технологий, помогая европейцам справиться с последствиями глобального экономического кризиса и создавая предпосылки для того самого энергетического перехода.

В идеале это позволило бы европейцам закрепить уже достигнутые социально-экономические стандарты, а при благоприятных обстоятельствах — продвинуть их дальше. Кроме того, Европейский союз мог бы позволить себе отчасти снизить экономическую зависимость от Китая и политическую зависимость от США, которая сохранялась со времен Второй мировой войны. А это было важным фактором в деле укрепления безопасности, потому что американская привычка наживаться за счет европейских войн прекрасно известна политикам Старого континента и наверняка внушала им некоторую тревогу в связи с обострением на востоке Европы.

Конец энергетического союза с Россией ставит на этих планах большой жирный крест. Европа не только лишилась доступа к дешевым энергоносителям — западные санкции помогают поддерживать стабильно высокие мировые цены на нефть и газ, и они являются для европейских производителей экономически нерентабельными. Потому что что энергозатраты записаны первым и основным пунктом в бизнес-плане каждого современного предприятия.

«Поскольку газ в расчете на мегаватт-час сегодня стоит на сто долларов дороже, чем год назад, западноевропейские страны уверенно сползают в Средневековье… Цены на энергию слишком высоки. Европа стремительно шагает к деиндустриализации. Несколько месяцев инвесторы молча наблюдали, как Европа сама стреляет себе по ногам. Неужели ее лидеры… почуяли возможность запродать общественности столь желанный отказ от ископаемого топлива и «зеленую» экономику? Они и сами знают, что это не сработает.

Нынешняя энергетическая стратегия Европы губит производство. Сталелитейные заводы уже остановились. А нет стали — нет автомобилей. Нет стали — нет сырья для знаменитых промышленных центров Германии… Со временем европейский бизнес и население сумеют заставить руководителей сменить курс. А поскольку такое давление на руководство сопровождается все новыми объявлениями об увольнениях и закрытии предприятий (представьте, что BMW останавливает конвейеры по сборке электромобилей, потому что зарядка автомобиля слишком дорого обходится, как и энергоемкие материалы, необходимые для его производства), то пора говорить о том, что дно кризиса достигнуто», — пишет в журнале Forbes журналист Кеннет Рапоза, который посвятил этой проблеме целую серию публикаций.

Некоторые промышленные компании из Западной Европы просто уходят — например, в те же США, где цена газа дешевле.

«Столкнувшись с заоблачными ценами на природный газ, европейские компании, производящие сталь, удобрения и другие товары, служащие основной экономической активности, постепенно переносят свои предприятия в Соединенные Штаты, где их привлекают более стабильные цены на энергоносители и крепкая поддержка правительства», — радостно сообщает об этом исходе The Wall Street Journal.

Но перенести все производства нельзя. Иногда это не позволяют сделать технические причины, иногда европейские компании связаны со своими странами социально-экономическими обязательствами или кредитами. Они будут закрываться или пытаться выживать в условиях постоянного роста инфляции, с растущими ценами и тарифами, перекладывая всю тяжесть кризиса на рядовых граждан.

Среднестатистическим европейцам придется платить за повседневные товары и услуги гораздо больше, чем раньше. А это значит, что потерявшие платежеспособность потребители начнут тратить все меньше, добивая бизнес и вгоняя его в состояние новой Великой депрессии.

«Война на Украине спровоцировала в Европе войну цен на энергоносители, которая вынуждает правительства заимствовать все больше средств для покрытия расходов на топливо. В отличие от локдаунов резкое подорожание энергоносителей оказывает прямое давление как на цены, так и на торговый баланс между странами. Повышение цен на топливо означает, что Европа должна отправлять больше евро и фунтов стерлингов за границу, чтобы получить энергию. Следовательно, стоимость импорта растет, и это бремя более высоких расходов перекладывается на потребителей, поскольку предприятия пытаются компенсировать рост стоимости энергии за счет повышения цен. Ситуация уже перестала быть даже отдаленно устойчивой. Сейчас мы фактически переживаем наш собственный 1929 год», — рассказывает об этой мрачной перспективе британское издание The Spectator.

Европейским правительствам придется изворачиваться, отбиваясь от бунтующих граждан, покупая сверхдорогие углеводороды (в том числе и русские, но с переклеенной этикеткой). В европейских квартирах еще сильнее прикрутят тепло ради экономии, и это не добавит кому-то здоровья и жизни. Однако сама старушка Европа пережила на своем веку многие катастрофы, эпидемии и нашествия. Так что хоронить ее, конечно же, преждевременно.

Европа будет жить дальше — просто хуже, чем жила раньше, и без серьезных шансов на новый экономический ренессанс. Туристы будут все так же смотреть знаменитые достопримечательности, но приезжих будет меньше, а их расходы серьезно снизятся. Какие-то заводы и магазины закроются, но какие-то уцелеют, например, войдя в долю с иностранным бизнесом.

А европейским политикам будущего придется задумываться над утраченными перспективами и возможностями, размышляя о том, какой большой может оказаться плата за отсутствие собственной субъектности в экономике и политике.