Стало ясно, что нас ждет после Херсона

После ухода российских войск на левый берег Днепра в районе Херсона в воздухе повис вопрос: что же будет дальше? Ответить на него легче всего, сначала четко сформулировав, чего дальше в обозримом будущем точно не будет: возобновления мирных переговоров и скорого окончания конфликта.


В минувшие выходные Владимир Путин дал поручение провести демобилизацию студентов из Донецкой и Луганской народных республик, которых призвали на военную службу до официального вхождения этих территорий в состав России. Это не просто акт доброй воли по отношению к учащимся вузов Донбасса и введение в регионе общефедеральной нормы о том, что студенты мобилизации не подлежат. Это еще и очень важный символический жест Кремля: ничего чрезвычайного или тем более катастрофического не происходит. Имеет место лишь техническая коррекция СВО.


Но у официального Киева и отдельных сил на Западе свое видение ситуации: у Москвы не очень-то получается. Стоит еще поднажать, и возможным окажется даже то, что казалось немыслимым начиная с 2014 года: возвращение Крыма. Эти два видения ситуации являются принципиально несовместимыми друг с другом. Их невозможно примирить, сложить в единое целое. Одно из этих видений должно показать свою несостоятельность. И произойти это может только на поле боя.

Недавно на досуге я занялся занимательными (а на самом деле — довольно-таки депрессивными) историко-арифметическими вычислениями. С момента начала СВО в феврале этого года прошло без малого десять месяцев. Прибавляем девять месяцев к дате начала Первой мировой войны в августе 1914 года — и получаем май 1915 года. Для справки: Первая мировая война закончилась только в ноябре 1918 года.

Теперь прибавляем девять месяцев к дате начала Второй мировой войны в сентябре 1939 года и получаем июнь 1940 года. О том, когда именно закончилась Вторая мировая война, напоминать не буду. Дата 9 мая 1945 года и так высечена в граните в памяти каждого из нас.

Из этих исторических изысканий ни в коем случае не следует, что конфликт на Украине обязательно затянется на четыре года или шесть лет. Будущее не является механическим повторением прошлого. Эти воспоминания о прошлом Европы лишь позволяют нам увидеть текущий политический (а также военно-стратегический) момент в перспективе.

Архитектор победы Пруссии над Францией в ходе войны 1870–1871 годов генерал-фельдмаршал своей страны (а также, не поверите, Российской империи — было у него такое почетное звание) Гельмут фон Мольтке как-то сказал: «Ни один план не выдерживает первого столкновения с противником». Не будем ходить вокруг да около. Сегодня это в первую очередь относится к российской стороне конфликта. Не уверен, что перед началом СВО кто-то из того узкого круга в российском руководстве, кто участвовал в принятии решения о ее начале, мог предположить, что Зеленскому доведется сыграть такую «звездную» роль, как «триумфатор вступает в отвоеванный Херсон».

Хочу, однако, напомнить: в ходе Первой мировой войны Германии удавалось одерживать значимые военные победы чуть ли не вплоть до момента своей капитуляции.

Реальные военные действия — это не компьютерная стрелялка первого уровня, где противник запрограммирован на минимальный уровень сопротивления. В ходе реальных военных действий неизбежны неожиданности. Или, сформулируем это так, единственная настоящая неожиданность в ходе военных действий — это отсутствие неожиданностей.

Поговорим теперь о том, что можно ожидать. В российском медийном пространстве сейчас много различных спекуляций о возможном «договорняке» с Украиной и Западом. Не вижу для подобного «договорняка» даже минимально возможных условий. У Кремля есть и возможность, и готовность, и желание продолжать СВО. Армия сохранена — в том числе благодаря неприятным в пиаровском плане решениям по Херсону. Экономика функционирует лучше, чем в самых оптимистичных прогнозах, которые можно было услышать через несколько дней или даже недель после начала боевых действий. Внутриполитическая ситуация под контролем.

Впрочем, о чем это я говорю? Даже если бы во всех вышеперечисленных сферах дела обстояли гораздо хуже, речь о прекращении СВО все равно бы не шла. С точки зрения высшего российского руководства, конфликт на Украине носит для РФ абсолютно экзистенциальный характер. Вариант неудачи просто не может рассматриваться. Если что-то не получается, то можно изменить тактику, можно влить дополнительный объем ресурсов — но конечная стратегия все равно останется неизменной.

А теперь попробуем взглянуть на ситуацию глазами официального Киева и западных оппонентов Москвы. К какому выводу все эти силы могут прийти после Херсона? Только к такому: стратегия накачивания ВСУ современным натовским оружием работает лучше, чем ожидалось. Эту стратегию надо «расширить и углубить». И это, собственно, уже происходит.

В начале этой недели со ссылкой на утечку в The Wall street Journal многие цитируют якобы сказанные помощником президента США по национальной безопасности Джейком Салливаном слова о том, что Киеву необходимо задуматься о «своих реалистичных требованиях и приоритетах» для переговоров с Россией.

Увы, но духу текущего момента гораздо лучше соответствуют совсем другие, сказанные на этот раз вполне официально слова Салливана: «Если Украина решит остановить боевые действия, это было бы концом Украины!»

Окрыленный Запад всячески подначивает официальный Киев «не останавливаться» — и это при том, что украинское начальство даже не надо особенно подначивать. То, как Зеленский сейчас понимает «реалистичные требования и приоритеты» на переговорах с Россией, идеально описывает лозунг парижских студенческих волнений мая 1968 года: «Будьте реалистами — требуйте невозможного!»

Итак, мы вернулись к тому, с чего начали: на Украине — а также в целом в Евразии — нет места для мирного сосуществования двух «концепций реализма». Одна из этих «концепций» должна уничтожить другую силовым путем. Все указывает на то, что 2023 год будет не менее тяжелым и тревожным, чем 2022-й.