Как Путин «накажет» Эрдогана

Москва за него отчаянно «болела» на недавних турецких президентских выборах — а он «в знак благодарности» грубо нарушил договоренности: отправил командиров батальона «Азов» (признан террористическим и запрещен в РФ) на Украину. Странные маневры президента Эрдогана последнего времени — кроме «Азова» было еще, например, заявление о праве официального Киева на вступление в НАТО — ввергли многих в России в состояние недоумения.


Но это недоумение свидетельствует лишь о непонимании сути курса Анкары и о слабом знакомстве с турецкими политическими традициями. У каждой крупной державы есть свои поводы для гордости во внешней политике.


США искренне считают себя «сияющим градом на холме», который якобы (или в некоторых случаях — точно не якобы) является ориентиром для других стран и народов. Великобритания когда-то гордилась своей ролью владычицы морей и мирового гегемона, а сейчас всячески пестует и лелеет свои «особые» (а на самом деле совсем не особые) отношения с Соединенными Штатами. Свои знаковые внешнеполитические «достижения» есть и у Турции. Но они носят настолько специфический характер, что пусть о них лучше расскажут сами турки.

«Предмет гордости для нас — это то, как мы разводили всех в период Первой мировой войны и имели соглашения о ненападении со всеми основными конфликтующими сторонами в период Второй мировой войны» — вот какое заявление я с изумлением услышал из уст одного из самых авторитетных и раскрученных турецких внешнеполитических экспертов во время своего визита в «страну победившего Эрдогана» в начале этого лета.

«Развели всех в период Первой мировой войны» — это однозначно преувеличение. Тот конфликт закончился распадом Османской империи и вылетом Турции из высшей лиги мировой политики. Но главным в данном случае является не эта частность, а сам принцип. Самый большой город Турции Стамбул расположен одновременно на двух континентах — одна часть в Европе, другая в Азии. Равным образом у всего, что делает Турция в сфере внешней политики, всегда есть двойное дно. Иногда это обстоятельство играет в пользу России, иногда против нее.

Корни двойной игры

Сразу про трех руководителей советского внешнеполитического ведомства — Георгия Чичерина, Андрея Вышинского и Андрея Громыко — рассказывают одну и ту же историю.

Во время встречи с министром иностранных дел Турции главный дипломат Москвы внезапно услышал из уст своего коллеги претензию: «Почему на гербе советской республики Армения изображена гора Арарат? Эта вершина находится на турецкой территории!» — «Простите, господин министр, но на вашем национальном гербе наличествует изображение полумесяца. Но это ведь не значит, что вы намерены предъявить претензию на территорию луны!»

Возможно, эта история — не более чем апокриф, красивая легенда. Но она идеально отражает суть турецкой внешней политики. Здесь есть все: чувство оскорбленной национальной гордости, желание взять реванш за прошлые исторические обиды и поражения, лукавство, оппортунизм, готовность наехать и — в случае получения достойного отпора — тут-же отъехать.

В игру, где есть все эти ингредиенты, Турция вот уже многие десятилетия играет не только с одной Россией. Курс официальной Анкары по отношению к странам Запада носит очень похожий характер. И, с точки зрения турок, это признак вовсе не их коварства, а их умения извлекать правильные уроки из истории.

История человечества усеяна интригующими развилками — моментами, когда события мировой значимости могли пойти по совсем другому сценарию. Одна из самых важных — и наименее известных — таких развилок имела место в августе 1914 года, спустя всего несколько дней после начала Первой мировой войны. 2 августа власти в Стамбуле, где тогда размещалась столица Османской империи, заключили секретное соглашение с Германией о военном союзе. А спустя всего 72 часа после этого события произошло удивительное — или то, что может считаться удивительным по меркам всех стран, кроме Турции.

Цитирую книгу известного британского историка Юджина Рогана «Падение Османской империи»: «Энвер-паша, самый ярый защитник идеи альянса Турции с Германией, первым предложил подписать секретный договор с Россией. 5 августа, спустя всего три дня после заключения секретного соглашения с немцами, Энвер изумил российского военного атташе в Стамбуле генерала Леонтьева, предложив России оборонительный альянс.

Великий визирь Саид Халим и коллега Энвера по правительству партии младотурок Таалат-паша присоединились к переговорам и вовлекли в дискуссию российского посла при Блистательной Порте (официальное название правительства Османской империи) Михаила Гирса. Они просили у России гарантий османской территориальной целостности и возвращения трех остров в Эгейском море и удерживаемой Болгарией Западной Фракии — территорий, потерянных в ходе Балканских войн (серия конфликтов в 1912–1913 годах между Османской империей и Грецией, Сербией, Болгарией, Черногорией и Румынией).

Взамен османы были готовы оказать полную военную поддержку странам Антанты (России, Франции и Великобритании)».

Тогдашний министр иностранных дел Российской империи Сергей Сазонов отверг это предложение. 1 ноября 1914 года Османская империя вступила в Первую мировую войну на стороне Германии.

Что бы произошло в случае, если бы тогдашнее российское правительство согласилось на секретное предложение из Стамбула, а тогдашнее турецкое правительство выполнило бы свои обязательства? Мы этого не знаем и уже никогда не узнаем. Но мы можем предположить, чего бы в этом случае точно не произошло.

России не пришлось бы воевать на три фронта — с Германией и Австро-Венгрией на западе и с Турцией на востоке. Великобритания не потерпела бы в 1915 году унизительное поражение на полуострове Галлиполи, которое едва не утопило карьеру и репутацию тогдашнего первого лорда адмиралтейства (морского министра) Уинстона Черчилля.

Армяне не подверглись бы геноциду в том же, 1915 году. А Турция не столкнулась бы в 1918–1920 годах с реальной перспективой потери своей независимости. К этому моменту Османская империя уже фактически прекратила свое существование: населенные другими народностями владения турецких султанов — например, значительная часть арабского мира — обрели новых хозяев. Но на этом процесс распада страны не остановился. На повестке дня появилась тема отторжения от Турции территорий, населенных уже этническими турками.

Вот некоторые из условий Севрского мирного договора, который Турция была вынуждена подписать по итогам Первой мировой войны в 1920 году. Стамбул и Зона черноморских проливов изымаются из-под контроля турецкого правительства и передаются под международное управление. Вся оставшаяся европейская часть Турции отдается Греции. Размер турецкой армии не должен превышать 50 тысяч человек.

Турецкий султан на эти условия согласился, а вот будущий основатель и первый президент Турецкой Республики Мустафа Кемаль — нет. В течение следующих трех лет армии Кемаля при поддержке советских большевиков пришлось вести ожесточенную войну с западными державами, Арменией и Грецией за аннулирование Севрского мирного договора и восстановление своего суверенитета.

Добиться этого результата удалось только к декабрю 1923 года. В чем смысл этого долгого экскурса в турецкую историю столетней давности? В том, что он позволяет понять, как мир и его прошлое выглядит, если смотреть на него из Анкары и Стамбула. Государства западного мира — Великобритания, США, Италия, Греция — хищники, которые едва не сожрали с потрохами турецкое государство и не изгнали этнических турок с их исторических территорий. Спастись от этого хищника удалось только при помощи Москвы.

Однако и Москве, с турецкой точки зрения, не удалось надолго задержаться в роли благодетеля. Летом 1945 года на Потсдамской конференции народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов сделал следующее заявление: «С нашей стороны имеются два вопроса, которые следует урегулировать. Заключение союзного договора означает, что мы должны совместно защищать наши границы: СССР — не только свою границу, но и турецкую, а Турция — не только свою, но и советскую границу.

Однако в некоторых частях мы считаем границу между СССР и Турцией несправедливой. Действительно, в 1921 году от Советской Армении и Советской Грузии Турцией была отторгнута территория — это известная территория областей Карса, Артвина и Ардахана. Поэтому мною было заявлено, что для того, чтобы заключить союзный договор, следует урегулировать вопрос об отторгнутой от Грузии и Армении территории, вернуть им эту территорию обратно».

Столкнувшись с таким ультиматумом, Турция бросилась за защитой и помощью к Западу. Окончательно этот конфликт был разрешен лишь после смерти Сталина весной 1953 года, когда МИД СССР заявил, что «Советский Союз не имеет никаких территориальных претензий к Турции».

Но к этому моменту Турция уже успела плотно интегрироваться в военные структуры западного мира и даже стала членом НАТО. Добавляем к «турецкому взгляду на мир» новую грань: с Россией, по ее убеждению, тоже надо держать ухо востро. Вот Турция — и до Эрдогана, и особенно при Эрдогане — и держит ухо востро: маневрирует между Москвой и Западом и ведет собственную игру.

Приятные для России аспекты этой игры после начала СВО хорошо известны. О ее неприятных аспектах мы тоже кое-что знаем — но далеко не все. Предлагаю расширить объем этого знания.

Главная «фишка» и конкурентное преимущество Турции на международной арене — это ее роль «хозяйки ключей» от черноморских проливов. Попасть из Черного моря в Средиземное и обратно можно только через контролируемые Турцией проливы Босфор и Дарданеллы. Режим прохода судов через эти проливы регулируется заключенной в 1936 году Конвенцией Монтре. И вот что написано в статье 19 этой конвенции: «Военные корабли всякой воюющей державы не будут иметь права проходить через проливы…

Несмотря на воспрещение прохода, установленное выше в абзаце 2, военные корабли воюющих держав, прибрежных или не прибрежных к Черному морю, отделенные от портов своей основной стоянки, могут вернуться в эти порты».

На бумаге могут — а по факту не могут. Как с гордостью от крутизны собственной страны рассказали мне турецкие эксперты, после начала СВО Турция закрыла проход через проливы для тех кораблей Черноморского флота, которые оказались вне зоны своей основной дислокации.

А вот вам еще более недружественный жест. Согласно рассказам тех же самых турецких экспертов, до 60% разведывательной информации НАТО о российской военной мощи в зоне СВО — это результат деятельности официальной Анкары. Упоминать о том, что весь (или почти весь) объем этой разведывательной информации также становится достоянием Украины, думаю, нет необходимости. Турция совершенно не зря «ест свой хлеб» как член НАТО. Другое дело, что у современной России есть уникальный и очень действенный рычаг давления на этого конкретного члена НАТО.

Стук в ворота Кремля

В своей книге «Ближний Восток: на сцене и за кулисами» Евгений Примаков приводит среди прочего услышанный им лично из первых уст рассказ одного из самых видных лидеров курдского народа середины ХХ века Мустафы Барзани об очень ярком эпизоде времен его пребывания в СССР: «Я подошел к Спасским воротам Кремля и стал в них стучать. Выбежал офицер. Красивый, стройный, с серыми глазами. Спрашивает: что ты стучишь? Я отвечаю: это стучит в дверь Кремля не Барзани, а курдская революция».

В эпоху Сталина–Хрущева, когда имел место этот эпизод, «курдская революция» не стала в Кремле заметным гостем. А вот в эпоху Путина курдский фактор превратился в очень важный аргумент, который Россия может использовать в ходе своего взаимодействия с Эрдоганом.

Сначала небольшой политический ликбез для тех, кто не очень в курсе курдской проблематики. Курдский народ — один из самых больших на Ближнем Востоке. Его численность составляет порядка 45 миллионов человек. А вот своего собственного государства у курдов нет.

Этнографическая и историческая область Курдистан — это сейчас территория четырех разных государств: Турции (численность курдов от 18 до 25 миллионов человек), Ирана (10–12 миллионов), Ирака (8–8,5 миллиона, Сирии (2,5–3,6 миллиона). Об остальном легко догадаться. Сами курды хотят «исправить историческую несправедливость» и создать свою собственную независимую страну.

А вот государства, за счет которых это предлагается сделать, расценивают подобные поползновения как сепаратизм. Или, вернее, так: когда речь идет о сепаратизме у соседа, на которого требуется поднажать, государства региона с курдским населением еще готовы смотреть на это сквозь пальцы или даже благожелательно. Но когда речь заходит о «восстановлении курдской государственности» не у соседа, а у себя дома, лидеры стран региона воспринимают это как вызов, который должен быть подавлен любой ценой.

А вот для внешних игроков курдский фактор — это способ внедриться в дела региона. Как, например, племенной вождь Мустафа Барзани оказался в СССР и, согласно рассказу Евгения Примакова, после беседы с Георгием Маленковым был «направлен на учебу в Высшую партийную школу»?

После окончания Второй мировой войны Сталин решил попробовать на зубок не только одну Турцию. Немного ужать было решено и Иран. В рамках этих попыток в январе 1946 года в иранском городе Мехабад была провозглашена Курдская народная республика. Судьба этого политического образования оказалась печальной. Опираясь на поддержку Запада, Иран сумел восстановить свой контроль над этим регионом. Президента республики Кази Мухаммеда повесили.

А вот Барзани, который числился там главнокомандующим вооруженными силами, оказался в личном плане более удачливым. После обучения в советской партийной школе Барзани переехал в Ирак, почти договорился там с Саддамом Хусейном об автономии для курдов, понял, что в случае с Саддамом «почти договорился» означает «временно оставлен в живых», начал дружить против Саддама с Ираном и США, был ими кинут и скончался в 1979 году в собственной постели в Вашингтоне.

Перенесемся теперь в современность. Население Турции — 85 миллионов человек. Это означает, что приблизительно каждый четвертый гражданин Турции — курд.

А теперь внимание. Начиная с 1984 года в населенных курдами районах Турции продолжается то затихающий, то вновь ярко разгорающийся вооруженный конфликт — иногда в форме партизанской войны, иногда в форме полноценных военных действий, иногда в форме террористических атак. Причины этого конфликта очевидны.

Уже упомянутый выше Севрский мирный договор предусматривал создание независимого курдского государства. Но в Лозаннском мирном договоре, который был подписан после военных побед Мустафы Кемаля в 1923 году, этого пункта уже не было. Вместо предоставления независимости курдов стали всячески отуречивать. Даже сам термин «курд» одно время активно пытались заменить на «горный турок». 39 лет тому назад турецким курдам (или «горным туркам») это надоело. И с тех самых пор официальной Анкаре все никак не удается потушить пламя пожара.

Это один возможный взгляд на ситуацию. А вот другой, имеющий ничуть не меньше прав на существование. Курдские районы четырех стран региона — сообщающиеся сосуды. То, что происходит в одном из этих сосудов, очень быстро и самым непосредственным образом влияет на то, что происходит в других.

Возьмем, например, карьеру Абдуллы Оджалана — заключенного сейчас в тюрьму на пожизненный срок «врага турецкого государства номер один». Оджалан — основатель Рабочей партии Курдистана, той самой, что в 1984 году объявила войну турецкому государству. В 1980 году он покинул Турцию, перебрался в Сирию и занялся там при согласии и горячей поддержке местных властей формированием антитурецких вооруженных отрядов. И пока в 1998 году Анкара не смогла договориться с официальным Дамаском, Оджалан был для нее недостижим.

Но в тот памятный для России год такая сделка состоялась. Оджалан пытался было найти убежище у Жириновского в России. Но занимавший в то время пост премьер-министра РФ старый друг курдов Евгений Примаков дал понять, что Москва не готова портить ради него свои отношения с Анкарой. В итоге после скитаний Оджалана по миру он уже в 1999 году попал в руки турецкой группы захвата в аэропорту столицы африканской страны Кении Найроби.

После высылки Оджалана отношения Турции и Сирии в течение более десяти лет переживали «конфетно-букетный» период. Одновременно (и благодаря этому) Турции удалось серьезно продвинуться в плане прекращения конфликта в своих курдских районах. Но в 2011 году в Сирии началась гражданская война. Это привело сразу к нескольким последствиям для Турции.

В страну хлынул мощный поток сирийских беженцев (или «гостей», как их в первое время называли в Турции). Курдские районы Сирии вышли из-под контроля центрального правительства в Дамаске и превратились в автономную политическую силу. Позиция этой политической силы через некоторое время стала резко антитурецкой — и при этом вполне себе проамериканской. Да-да, вот такой парадокс. США и Турция — союзники по НАТО. Но при этом в Сирии они ставят на разных «лошадей», которые активно противостоят друг другу.

Включение России в активное разруливание сирийского кризиса было первоначально воспринято в Турции резко негативно. Вспомним хотя бы гибель российского военного самолета, который турки, скорее всего, уничтожили осознанно и намеренно.

Но потом ситуация поменялась: на фоне неожиданного успеха Москвы в Сирии турки поняли, что самый эффективный способ обеспечения их интересов в этой стране — это попытки найти общий язык с Россией. Это осознание резко подняло значимость отношений с Москвой для Анкары. Вот как эту мысль сформулировали на моих глазах турецкие эксперты: «Сирия для Турции — вопрос выживания. Мы хотим иметь Россию на нашей стороне в сирийском конфликте. С точки зрения Турции украинский конфликт — это вопрос региональной безопасности. А вот регион Средиземноморья — это сфера наших жизненно важных национальных интересов».

Все вышенаписанное в этой главке — это очень грубое, схематичное и лишенное нюансов описание курдского вопроса и его значимости для Турции. Но даже этого поверхностного описания достаточно для того, чтобы понять: зависимость России от Турции не носит одностороннего характера. Турция тоже очень зависит от России — не настолько, конечно, чтобы отколоться от НАТО. Но на такой фантастический сценарий никто в Москве, я думаю, и не рассчитывает.

Не менее бессмысленно идеализировать и «взаимопонимание» Москвы и Анкары в сирийском вопросе. Если судить по косвенным признакам, то это не столько взаимопонимание, сколько постоянное столкновение принципиально разных позиций, за которым следует поиск взаимоприемлемых компромиссов. Если эти компромиссы не находятся достаточно быстро, то достоянием публики становятся разногласия двух стран в других сферах.

При этом у публики нет возможности понять, что является причиной, а что следствием тех или иных неприятных для России действий Анкары. Но такова особенность персональной дипломатии на президентском уровне. Вся картина есть только у Путина и Эрдогана и членов ближайшего окружения двух лидеров. Всем остальным — даже самым информированным и опытным экспертам — часто приходится «гадать на чайных листьях».

«Дружба» в турецком понимании

Путин об Эрдогане в поздравительной телеграмме, конец мая 2023 года: «Уважаемый господин Эрдоган, дорогой друг, примите искренние поздравления по случаю Вашего переизбрания на пост Президента. Победа на выборах стала закономерным результатом вашей самоотверженной работы на посту главы Турецкой Республики, наглядным свидетельством поддержки турецким народом ваших усилий по укреплению государственного суверенитета и проведению самостоятельной, независимой внешней политики».

Эрдоган о Путине, середина июля 2023 года: «Я верю, что мой друг Путин хочет, чтобы этот гуманитарный мост (зерновая сделка. — Ред.) продолжал функционировать, и я проведу переговоры с Путиным, как только вернусь из турне».

«Мой друг Путин», «мой друг Эрдоган» — так не говорят о тех, кого считают просто «партнерами» (еще чуть-чуть, и это слово приобретет ярко выраженный ругательный оттенок). Но в России должны четко понимать, что именно под словом «дружба» подразумевают в Турции. Вот несколько очень откровенных высказываний турецких экспертов, которые я своими ушами слышал в этой стране в июне этого года.

О политике Анкары в Центральной Азии: «Турция ждет, что случится с Россией по итогам украинского кризиса, и готова в случае появления такой возможности занять ее нишу в регионе, если она вдруг освободится».

О ситуации в Закавказье: «Нормализация отношений между Арменией и Азербайджаном и между Арменией и Турцией в долгосрочном плане означает закрытие Армении для России». Я так и вижу эту нарисованную турецкими экспертами «картину маслом»: Армения «закрывается» для России и широко открывается для страны, власти которой не далее как 108 лет тому назад организовали геноцид, в ходе которого, по некоторым данным, было самым жестоким образом вырезано до полутора миллионов армян.

«Закрытие» Армении для России и ее «открытие» для связки Азербайджан–Турция будут фактически означать и «закрытие» Армении как самостоятельного государства. Но вот в чем турецкие коллеги правы: просто России не будет — и в Закавказье, и в других регионах. Спасибо им за то, что они об этом «любезно» напомнили.

Обычно такие мысли не говорят в лицо, а скрывают в глубинах своего сознания. Но такова особенность современной Турции (или, возможно, тех конкретных экспертов, с которыми мне повезло пообщаться).

Турки чувствуют себя уверенно — настолько уверенно, что могут позволить себе такую роскошь, как откровенность. Турция — страна, которой тесно под американским зонтиком. Отказываться от этого зонтика она, естественно, не готова. Но и сидеть под ним в постоянном режиме она тоже не готова. Да и нет у Анкары такой возможности.

Главный противник Турции — это Греция. Периодически две страны бряцают оружием и приближаются — хотя не очень близко — к грани военного столкновения. А вот что американский государственный секретарь США Тони Блинкен сказал во время своего визита в Афины в этом феврале: «Греция стала главным центром в регионе для военных группировок США».

Маневрирование, балансирование, крен то в одну, то в другую сторону, «творческое прочтение» (или, на языке обычных людей, — нарушение) договоренностей — это основа, можно сказать даже, сердцевина турецкой внешней политики. На уровне общественного мнения Россия, как мне кажется, к этому еще не привыкла. А вот на уровне политического руководства такое привыкание — уже состоявшийся факт. Не будем поэтому удивляться периодическим неприятным сюрпризам со стороны Анкары — у Москвы тоже всегда (или почти всегда) есть чем удивить своих турецких друзей.