Путин стал незримым участником встречи Байдена и Си

А мы тут в Москве немного ревнуем (впрочем, чего скрывать-то? Совсем даже не немного!): главный друг России, председатель КНР товарищ Си Цзиньпин сепаратно встретился с главным супостатом Байденом и проговорил с ним аж четыре часа. А теперь полный назад… Мировая политика так не работает.

Во-первых, у нас нет морального права на ревность: Китай никогда не клялся России дружить только с ней. А во-вторых, даже если игнорировать пункт первый, то реального повода для беспокойства у Москвы тоже нет. Саммит Байдена и Си был не про дружбу, а про управление конфронтацией.

Все мы воспитаны на звонких лозунгах про дружбу отдельных народов между собой: «Русский с китайцем — братья навек», «Хинди руси бхай бхай». Сейчас подобные лозунги тоже иногда вводятся в политический оборот.


Вспомним, например, слова того же товарища Си о «безграничной дружбе» России и Китая. Но я недавно услышал в одном высоком московском кабинете: «Сейчас на международной арене все отходят от политики в духе «мир, дружба, жвачка». Сейчас в моде прагматизм, строительства тонких балансов, «дружба» в одной сфере и острая конкуренция в другой.

Конкретный пример: Байден тепло пообщался с Си и тут же, к негодованию Пекина, вновь назвал его диктатором. И неважно, что президент США сделал это не по собственной инициативе, а отвечая на вопрос журналиста, и, ответь он по-другому, у него самого были бы политические неприятности (нового министра иностранных дел Великобритании Дэвида Кэмерона внутриполитические оппоненты бичуют сейчас за якобы прокитайские настроения — Байден мог бы оказаться в той же компании).

Эпитет «диктатор» и четырехчасовое теплое общение очень хорошо иллюстрируют саму суть современных американо-китайских отношений.

Пекин и Вашингтон рассматривают сейчас друг друга как стратегических конкурентов и непримиримых соперников. Но при этом с головой окунаться в омут неконтролируемого соперничества не хотят ни в Китае, ни в Америке.

По мнению специалистов в Москве, для Пекина есть одна главная «красная линия»: провозглашение островом Тайвань своей независимости. По факту это ничего не изменит: мятежный остров не контролируется центральным правительством в Пекине аж с 1949 года. Но разрушение юридической фикции, согласно которой Тайвань является неотъемлемой (и, по версии властей острова, главной) частью Китая, заставит власти КНР прибегнуть к военной силе.

В этом случае США как неформальный политический «старший брат» Тайваня тоже будут напрямую втянуты в конфликт. И мир станет свидетелем кризиса, который с легкостью превзойдет по своему масштабу украинский.

Но этот крайний вариант никому не выгоден. США хотят давить, душить Китай, ставить ему подножки, ссорить с соседями, по при этом не взрывать мосты с Пекином.

В Китае еще не сумели полностью избавиться от удивления, вызванного таким американским подходом: в Пекине надеялись (возможно, наивно), что США не станет рассматривать растущую мощь Пекина как угрозу для себя. Но, по большому счету, в КНР уже приняли новую реальность и относятся к Америке зеркальным образом: подставить при возможности подставим, но полностью рвать связи не хотим.

Переводу этого принципа отношений в практическую плоскость и была, собственно, посвящена встреча Си и Байдена. Речь идет в первую очередь об очередной регулярной сверке часов.

Где все это оставляет Россию? В роли незримого участника саммита — Китай в связке с Россией «весит» в геополитическом плане гораздо больше, чем просто Китай. А еще в той же самой роли, в которой она была и до встречи в Сан-Франциско, — стратегического тыла (чтобы никому не было обидно: в глобальном контексте Китай для нас — это тоже стратегический тыл) и стратегического партнера Китая.

Позиция КНР по отношению к сотрудничеству с Москвой очень прагматична (извиняюсь за очередное использование этого слова, но без этого никак). Там, где им это выгодно, китайцы помогают. Там, где им это не очень выгодно, — изящно тянут время и отделываются высокопарными общими фразами.

При этом китайцев жутко злит российская привычка как можно скорее отрапортовать о каких-то достижениях в сотрудничестве или даже договоренностях. Западные «друзья» Пекина и Москвы сразу берут эти заявления на карандаш и начинают с энтузиазмом топить эти достижения и договоренности.

Поэтому неформальным лозунгом российско-китайского сотрудничества является сейчас примерно следующее: «Меньше слов — больше дел». И эти «дела» в глазах китайской стороны лишь опосредованным образом зависят от состояния отношений Пекина и Вашингтона. «Безграничная дружба» с Россией — это для Китая один из элементов деликатного геополитического баланса.

Функции этого баланса, кстати, и близко не исчерпываются отношениями в треугольнике Москва–Пекин–Вашингтон. Есть, например, Индия, которая сейчас строит стратегическое партнерство с США (не в последнюю очередь — в качестве противовеса Китаю), но балансирует это партнерство в том числе за счет развития связей с Россией. Москва тоже строит свой баланс.

Растущая зависимость Москвы от Пекина уравновешивается Россией (очень частично, конечно) с помощью наращивания сотрудничества с Нью-Дели. А чтобы в Нью-Дели чересчур не увлекались развитием связей с США, Москва поддерживает в рабочем состоянии каналы связи с Пакистаном — довольно близкой к Китаю страной, смыслом существования которой является уничтожение Индии. При этом в глазах Китая и Индии Москва — это своего рода посредник и арбитр (в особо деликатных случаях, когда такое посредничество становится если не необходимым, то уж точно полезным).

Короче, все ревнуют друг друга, и никто при этом не готов сложить все яйца в одну корзину. А если говорить конкретно про товарища Си, то он не подвел нас в Сан-Франциско, совсем не подвел. После саммита в Калифорнии все в российско-китайских отношениях останется таким же, каким оно было до саммита в Калифорнии.