Свинарник на Майдане как символ евроинтеграции

Я прогуливался по Майдану аккурат после фейкового штурма Рады (уже на следующий день, надо отдать должное, двери в ней успели заменить). Дух разложения витал над старательно воспеваемой позолоченными языками площадью, тяжкий, гнетущий дух масакры и рессентимента. Вспоминались бессмертные Дюрер, Брейгель, Гольбейн и Босх. Праздник непослушания, ярмарка если не сорочинская, то тщеславия, свирепый крестьянский карнавал окончательно и осязаемо превратился в dance macabre. Киевская весна обернулась осенью средневековья. Здесь, на этой сцене, где драли глотки самые разнообразные нацисты и прохвосты, кострище для проведения аутодафе смотрелось бы ещё более органично, чем революционная гильотина.


Именно выступая с этой сцены, женщина на высоких каблуках и в инвалидной коляске, выпущенная после трёх томительных лет к своим изрядно поредевшим баранам, внезапно обнаружила в массовке вполне себе матёрых волков. Юля не была бы Юлей, если бы растерялась. «Хочу привести вам сюда Януковича!» — завопила она. Толпа аж зашлась. Я представил этого крупного пожилого человека с добрым непонимающим лицом, предавшего всех, кого можно и преданного всеми, кем можно, разрываемого на части осатаневшим от своей безнаказанности сбродом. И бешеная ораторша с косою-бубликом, опершись на клюку, созерцает, торжествуя, тыча в ошмётки когтистым пальцем...


Это было довольно жуткое ощущение — внезапно ступить ногой в провал во времени. Следовало сознательно настраивать себя на современность. В конце улицы, ведущей к Украинскому дому, примерещилась затянутая в латекс Мила Йовович, стремительно бегущая прочь, длинными прыжками перемахивая то через захваченный водомёт, то через бутафорский броневик, то через сгнившие баррикады. Создатели франшизы «Обитель зла», задумай они снимать здесь шестую часть, значительно сэкономили бы на гриме, массовке и декорациях. Зловещие личности в камуфляже, подобные теням, блуждали среди грязи, копоти и цветов; треснувшие оранжевые строительные каски, словно пасхальная скорлупа, валялись в мусоре, символизируя погибших за Тимошенко и Порошенко (уж не под пулями ли собственных снайперов? — это до сих пор неизвестно).

Не только за них, впрочем. За отторжение Крыма, взаимную ненависть и, очень вероятно, грядущий раздел страны. Возможно и опять-таки очень вероятно, что многие из погибших были неплохими людьми; однако, как говаривал подлинный революционер Ленин, «полагаться на убеждённость, преданность и прочие душевные качества — это вещь в политике совсем не серьёзная». По плодам познаётся древо, удобрявшееся этой кровью.

Кстати, о Владимире Ильиче и Украинском доме. Украинским дом стал в 1993-м году, во времена эпидемии всеобщих переименований, а построен был в начале восьмидесятых как Киевский филиал Центрального музея Ленина. История знает массу таких непристойно-судорожных переименований; но главное здесь в том, что Дом был задуман и построен как мемориал — здание-памятник почившему герою. Архитектура его соответствующая, мемориальная; сравни, например, с мемориалом Кеннеди в Иерусалиме. Выходит, что, по сути, траурное сооружение стало из мемориала Ленина мемориалом Украины! То было дурное предзнаменование — с самых первых дней суверенного существования страну хоронили заживо, и именно ярые ура-патриоты.

Сглазили. Неудивительно, что именно в этом здании в 2004-м, году революции ещё только оранжевой, а не арабской, расположился штаб г-на Ющенко, ещё одного ужасного персонажа, Фредди Крюгера среди самих по себе совсем не привлекательных украинских президентов. Сейчас здание и вовсе захватили нацистские боевики; о том, что там творится, среди киевлян ходят самые жуткие слухи. Прекраснодушная часть самих майдановцев ропщет: в Украинском доме пытают. Официальный сайт его, тоже потерявшись во времени, до сих пор вопиет: «26 января 2014, государственное предприятие «Национальный центр делового и культурного сотрудничества «Украинский дом» (далее — Предприятие) было захвачено группой лиц, которые продолжают удерживать здание, и находятся в помещениях Предприятия…»

Самым оригинальным образом дозирующий свои скепсис и доверчивость либерал поморщится: «так уж и пытают… путинская пропаганда!» Не знаю. Меня не пытали — слава Iсу, как говорят в Галиции.

Вообще, рассказов о пытках я слышал много. Видел нехорошие, разбойничьи рожи (среди прочих рож) на Крещатике, и обладатели их были вооружены и агрессивны. И гигантскую рожу Бандеры на плакате возле сцены для аутодафе тоже лицезрел. Слышал и читал слоганы про москаляку/комуняку, и гиляку, и ножи. Созерцал на стенах всевозможные свастики и четырнадцатки-восемьдесятвосьмёрки. Про смерть жидам и Януковичу на них, на стенах, писали задолго ещё до кровавых событий; про смерть Авакову написали только сейчас, после убийства бедового Сашки Билого. А возле верховной рады сидит чёрт в шапке-бандеровке, и рядом с ним плакат. На плакате фотографии женщин — депутаток от Партии Регионов, на лбу у каждой нарисована мишень и подпись вроде «бойтесь, негодницы, народного гнева» — за точность не ручаюсь. Не правда ли, отличные условия для работы.

На Лукьяновке, от центра уже подальше, тоже характерное граффити: «ми знаємо, де живуть ваші сім'ї». Так, с помощью пыточных, красного петуха и мордоворотов с дубинами приходят в Киев европейская толерантность и европейская политкорректность.

Нет, что ни говорите, не нужно было переименовывать Украинский дом. Не нужно было и сносить памятники отцу-основателю советской Украины, от которой и пошла Украина нынешняя. «Киев лежит в кусках, как после фашистских бомбардировок, и приводить его в порядок денег нет, и не будет, — пишет Антон Розенвайн, уроженец города на семи холмах. — Памятники эпохи УССР, сделанные по-столичному — из лабрадорита и мрамора, повалены рагулями, а плиточно-пластиковые шедевры эпохи незалежности не превосходят творчество урюпинских и крыжопольских мастеров».

О памятнике из мрамора и лабрадора, вернее, об оставшемся после него постаменте. Разумеется, он по обыкновению испоганен обитателями Майдана, исписан и обклеен бумажками. Это совсем не ново; но вот что примечательно. Края крепчайших каменных ступеней, на которых стоит постамент, раздолбаны и обломаны. Здесь не просто вандализм, но тяжёлый, продолжительный, кропотливый труд.

В жлобстве по отношению к истории, по отношению к оккупированной территории стольного града, изувечившие центр Киева галицкие пейзане видят свой источник комфорта. Несмотря на военную истерию, никто из них не рвётся на восток воевать с сепаратистами и москалями, которых, как мы помним, «на ножи»; ночью не снится им родная деревня, домой им не хочется, испробовавшим славы, битв и грабежа в столице. Но в душе они всё те же сыновья земли; вот и воздвигнут в центре европейской столицы огород. Петрушку, редиску и чеснок сажают они там, под сгоревшим Домом профсоюзов, чьи чёрные стены гламурно настроенные дизайнеры-переростки игриво заляпали розовыми кляксами. «Они планируют уже на этой неделе завести на Майдане кур, а в дальнейшем — не менее двух свиней…» — умиляется пресса. Евроинтеграция идёт полным ходом. Надо полагать, евросвинарники давно функционируют на центральных площадях Рима, Парижа и Брюсселя.

Мрачные, грязные, отводящие глаза, вряд ли очень уж любимые и почитаемые в родных пенатах, здесь они упиваются неожиданно и счастливо обретённым административным восторгом. На улице Грушевского проезд для машин сделан сквозь баррикады; на одной из них торчал старый облезлый дед в камуфляже и что есть сил и самодовольства махал жезлом регулировщика, хотя, понятное дело, водители на него и не смотрели.

А у поворота на улицу Институтскую, самовольно, как всегда, переименованную героическими огородниками в Героев Небесной Сотни, стояло, вернее, сидело самое настоящее чучело майдановца — каска на противогазе, инфернально смотрит пустота из рукавов грязного тулупа. Может быть, я предвзят, но из глаз завсегдатаев смотрела она же, и ещё более инфернально.

Многие из киевлян, которым загадили и засеяли чесноком центр города, приходят сюда с подчёркнуто скорбными лицами и охапками цветов. Стокгольмский ли то синдром или заразность стадного чувства, мне неведомо. Худенькая девчонка фотографируется на месте убийства одного из небесных героев с неожиданно лучезарной улыбкой.

Но в общем революция не удалась. Победившая революция на начальном этапе — всеобщий энтузиазм, объятия и вера в лучшее будущее. Центр Киева, не считая майданного пятачка, пустынен; люди насторожены, недоверчивы и угрюмо молчаливы. Минуя семнадцатый — сразу в тридцать седьмой? Как бы не получилось именно так. Всё же, будем надеяться, силёнок у путчистов для этого маловато. Многочисленные некогда торговые точки и ларьки закрыты или захвачены разного рода бандами. Ограблен был даже известный туалет на Крещатике (я не шучу).

На пресловутой Йолке, что до сих пор стоит, символизируя исторический тупик, в котором оказалась Украина, — большой портрет Путина с гитлеровскими усиками и чёлкой. Кстати, возле главной киевской психбольницы (символичность этого факта подметил отважный и бескомпромиссный журналист Максим Равреба) висит биллборд. На нём непохоже нарисован всё тот же Путин, с танком на поводке наподобие детской машинки, а вдали на лужайке скачут, как и полагается немоскалям, радостные дети Майдана. «Вот так они Крым и проскакали», — тяжело вздохнул мой друг, патриот Украины, а не истерии об Украине.

Некогда, беседуя с ним, я назвал Майдан педикулёзом украинской власти, нерешительной и нечистоплотной. Сейчас это тяжёлая стадия сыпного тифа, а то и, не дай бог, проказы. Крым, во всяком случае, уже отвалился. Именно Майдан и приведенная им ко власти преступная клика и есть главные сепаратисты Украины. Именно их перманентная лихорадка, неразумие, нетерпимость и агрессивность отталкивают прочь сепаратистские якобы регионы. Именно они — источник болезни.

Идя по Майдану, внимательно всматривался я в пропеченные осознанием собственной исторической важности и майданной грязью физиономии самопровозглашённых героев. Внимание моё привлёк один из них, бородатый человек средних лет. У него как раз была не физиономия, но лицо: одухотворённое, задумчивое, трагическое. И взор его, не походя на рукав чучела, был полон смысла. Я задержался возле него, внимательно смотря ему в глаза. Взгляды наши встретились.

— Слава Украйини! — просипел он заученно и безжизненно.

Я ничего не ответил и пошёл прочь. У нас с ним разные понятия об Украине и славе.

Я не верил и не верю в Майдан как самостоятельную силу. Есть массовка; в ней кто-то прекраснодушен, кто-то одурачен, кто-то проплачен, кто-то оголтел. Может быть, у кого-то из массовки в руках дубинка, у кого-то автомат — истинной влиятельности и это им не придаёт. Им — корешки, в виде насаждаемой по рецептам МВФ новой властью нищеты, реальным получателям — вершки: владельцы заводов, морей, пароходов желают приумножить своё влияние и свои богатства. Те самые, что в жолтых окнах. Помните у поэта: «…и в жолтых окнах засмеются, что снова нищих провели». Но вот этих нищих духом уже не жалко. Ибо под патриотические лозунги и распевание гимнов про щэ нэ вмэрлу Украйину они делают всё, чтобы её умертвить. Во имя чего они убивают эту великолепную, живописную и неповторимую страну? Во имя огорода. И свинарника.