Шотландский референдум и сепаратизм в Европе

Признав победу унионистов, Алекс Салмонд оставил занимаемые им посты первого министра Шотландии и главы Шотландской национальной партии. Кто же он, лидер шотландских националистов? Политик-неудачник или человек, опередивший свое время? Ответ мы узнаем позже, а пока вряд ли стоит называть этот референдум историческим и думать, что Шотландия навсегда останется в составе Великобритании. Особенно если принять во внимание, что большая часть молодого поколения голосовала за независимость, тогда как единство выбрало большинство пожилых людей 1).


Такие данные согласуются с наблюдениями депутата парламента Шотландии Джейн Аркюхарт, которая напоминает, что возрождение националистических настроений в Шотландии началось 20-30 лет назад. Ещё тогда многие граждане Великобритании – отнюдь не только шотландцы – вдруг осознали, что британская идентичность со временем начинает тускнеть 2). Крупнейший британский социолог Энтони Гидденс считает, что тенденция к региональной автономии или независимости – в той же Шотландии, а еще в Квебеке, Стране Басков да и мало ли где – это одно из проявлений глобализации и ослабления национальных государств.


Шотландский референдум показал, что власть способна мобилизовать инструменты, которые убедят общество в целесообразности сохранения существующего порядка. Начать с того, что в референдуме не дали принять участия шотландцам, живущим за пределами Шотландии, зато к голосованию были допущены все те, кто живет на ее территории (ирландцы, англичане, уэльсцы и даже иммигранты). Такой нехитрый трюк, безусловно, ослабил лагерь сторонников независимости. Исход голосования решили те 10-15% колеблющихся, кто поддался массированной атаке со стороны властных структур, заинтересованных в том, чтобы предотвратить сецессию.

Шотландцам сулили расширение самостоятельности в составе Соединенного Королевства; правда, при этом Лондон отказался включить в бюллетень для голосования вариант полной автономии Шотландии при сохранении её в составе Великобритании. Теперь к ноябрю обещают подготовить законопроект о передаче дополнительных полномочий шотландскому парламенту. Больше автономии получат также жители Уэльса, Англии и Северной Ирландии.

Перед голосованием обывателя дружно запугивали из Брюсселя и Вашингтона. Печать заполонили мрачные прогнозы экономистов, предрекавшие в случае независимости ухудшение экономического положения Шотландии и снижение уровня жизни ее населения вследствие ухода капитала, банкротства местных компаний, роста безработицы и т.д. 3). Единственным из крупных экономистов, кто противостоял этой волне, был нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц, да и тот оговаривался, что независимость имеет свою цену 4). Масла в огонь подлили военные, предупредив шотландцев о грозных последствиях независимости и о том, что после раздела Великобритании все на Британских островах станут слабее 5). На самом деле в НАТО серьёзно беспокоились за судьбу четырех атомных подводных лодок с межконтинентальными ракетам «Трайдент» в шотландском заливе Ферт-оф-Клайд. Под конец была проведена банковская операция: стали распространяться панические слухи о том, что в случае провозглашения независимости люди якобы не смогут расплачиваться банковскими картами.

Узнав результаты референдума, западные политики с облегчением перевели дух. Радость Дэвида Кэмерона, рисковавшего политической карьерой, понятна. Американцы довольны, поскольку отделение Шотландии символизировало бы ослабление самого верного европейского союзника. Правда, удовлетворение итогами референдума со стороны Евросоюза выглядит не очень логичным, ведь особая позиция внутри ЕС – своеобразная визитная карточка Лондона, ставящего палки в колеса европейской интеграции, тогда как шотландцы, идя на референдум, заявляли о намерении остаться в составе Евросоюза и перейти с фунта на евро. На наш взгляд, реакция лидеров единой Европы (Ж. Баррозу, М. Шульца) на итоги референдума говорит только о степени зависимости Евросоюза от США.

В общем хоре приветствий по случаю победы Лондона интересно прислушаться к голосу немцев. А. Меркель и Ф.-В. Штайнмайер положительно оценили итог референдума (атлантическая солидарность превыше всего), но в кулуарах поговаривают, что на самом деле Берлин не очень заинтересован в победе унионистов: раскол Великобритании привёл бы к росту германского влияния на континенте и затормозил сближение Парижа с Лондоном, которое в Германии неофициально рассматривают как второе издание Entente cordiale.

Широкая немецкая общественность, насколько об этом можно судить по интернет-форумам, с редким единодушием была на стороне шотландских сепаратистов. Высказывались об этом немцы по-разному. Почему мы приветствуем распад Югославии и СССР, но против независимости Шотландии? Если маленькие государства – удел прошлого, так не присоединить ли Монако к Франции, не уничтожить ли карликовые государства во имя европейской идеи? При самоуправлении регионов шотландцам надо дать возможность использовать свой шанс. Сказалось и укоренившееся недовольство спесивыми англичанами, подогретое скандалом с прослушкой, в которой британцы оказывали Америке всемерное содействие.

На фоне роста сепаратизма в Европе немцы с известным самодовольством ставят в пример себя: не надо другого образца, когда есть стабильная Федеративная Республика Германия. Конечно, основания существующей сегодня стабильности заложены не столько в федеративном устройстве, сколько в экономической мощи Германии, и не современная федерация сплотила веками раздробленную немецкую нацию: здесь больше заслуг у Отто фон Бисмарка, чья политика способствовала подъему национализма на рубеже XIX-XX веков. Кроме того, выскажу крамольную мысль: наиболее выдающихся успехов в сплочении немецкой нации добился национал-социализм: фашисты свели к минимуму местное самоуправление, перешедшее им по наследству от Веймарской республики, ввели институт штатгальтеров (областных наместников), ликвидировали земельные парламенты (ландтаги).

Однако по большому счету немцы правы: сегодня грамотное федеративное устройство лучше чего-либо другого способно обеспечить единство национальных государств. Скажем, почему в Баварии нет таких сепаратистских настроений, как в Шотландии? Единственную партию, которая выступает за проведение референдума о независимости – Баварскую – никто не воспринимает всерьез. А ведь Бавария по числу жителей и масштабу экономики превосходит Шотландию. Бавария и Шотландия, к слову сказать, имеют одинаковые цвета флагов - белый и голубой.

Знаменитые уроженцы Баварии (великий художник эпохи Возрождения Альбрехт Дюрер, первый лауреат Нобелевской премии по физике Вильгельм Рёнтген, композитор Рихард Штраус) известны всему миру как немцы – точно так же, как гениальных шотландцев (Роберта Бернса, Адама Смита, Вальтера Скотта) остальной мир по старинке считает британцами. А ведь Бавария имеет предостаточно оснований для претензии на независимость. Как самостоятельное государственное образование она старше Германии: Баварское герцогство существует с VI века. Кстати, баварское государство было вполне успешным в тот период, когда Шотландия уже утратила самостоятельность: после наполеоновских войн она стала королевством, получив территориальное приращение за счет прежних швабских и франконских территорий. Бавария вошла в состав Германской империи на особых условиях, включая не только самостоятельные почту и телеграф, но и акцизы на пиво, а также собственную армию. На фронтах Первой мировой сражались баварские полки…

В период послевоенного существования двух Германий размыванию баварской идентичности способствовал бурный экономический рост. Мюнхен превратился в неофициальную столицу ФРГ, стал своеобразным символом послевоенного немецкого экономического чуда. Тем не менее о своей «особости» баварцы не забыли: в 1970-е годы, когда в Германии уже разворачивались протесты против использования мирного атома, баварские политики агитировали за строительство на своей земле атомных станций, чтобы обеспечить независимость от северян. Дело в том, что в Баварии нет собственного углеводородного сырья: крупнейшие месторождения угля находятся в центре и на западе страны, а 90% местного газа добывают на севере, в Нижней Саксонии. Баварцы и сегодня хотят сохранить энергетическую независимость. В связи с предстоящим закрытием АЭС (по решению об отказе от атомной энергетики, утвержденному после аварии на японской Фукусиме) баварское правительство в пику Берлину пробивает идею опоры на собственные ресурсы: энергию ветра, солнца и биотопливо. Со своей стороны федеральное правительство предлагает баварцам получать электроэнергию с севера. Правда, сегодня в Баварии возмущаются не зависимостью от северян, а уродованием великолепных ландшафтов строительством высоковольтных ЛЭП.

При всех реверансах в сторону федеративного устройства Берлин отнюдь не расположен к тому, чтобы позволять землям «распускаться». Скажем, когда в 2002 г. южнонемецкие земли под предводительством Баварии попробовали добиться отмены «налога солидарности» в пользу восточных земель (бывшей ГДР), Федеральный конституционный суд пресек эту попытку.

Сегодня стремление Баварии к самостоятельности ограничивается предложениями по расширению прав в рамках федерации. К примеру, они высказаны в нашумевшей книге Вильгельма Шарнагла «Это Бавария может и сама» (Bayern kann es auch allein), вышедшей в 2010 году. Ее автор – сподвижник знаменитого баварца Франца-Йозефа Штрауса 6), который в отношении своей земли высказал две краеугольные идеи: Германии нужна Бавария; Бавария – родина, Германия – отечество, Европа – наше будущее.

Признавая достоинства федеративного устройства современных национальных государств, способна ли Германия согласиться, что это золотое правило действует и за пределами Евросоюза, а именно на Украине? Или в Берлине уже согласились с тем, что там, на Украине, всё решает Америка?