Экономика России: кто виноват и что делать?
Интервью кандидата экономических наук, ведущего научного сотрудника Института экономики РАН Владимира Филатова.
— В своем комментарии по поводу обвала российского рубля 16 декабря 2014 года Вы довольно резко высказались о роли экономического блока Правительства — в том смысле, что его действия представляют угрозу для страны. Если оставить эмоции, то в чем, собственно, может заключаться такая угроза?
— Если без эмоций, то угроза состоит в продолжении сложившегося в начале 90-х «генерального экономического курса» построения либеральной рыночной экономики в контексте установок «Вашингтонского консенсуса», который разрабатывался в целях обеспечения финансовой стабилизации стран Латинской Америки, а не трансформации социалистической плановой экономики в социально-ориентированное рыночное хозяйство, как это определено Конституцией РФ. И двадцать с лишним лет рыночной трансформации, в моем понимании, достаточный срок для того чтобы трезво оценить «достигнутые результаты» и понять причины, обеспечившие такие «достижения». Последний обвал рубля — лишь очередной звонок, показывающий генетическую слабость национальной финансовой системы и российской экономики в целом. Конечно политика вообще и экономическая политика в том числе всегда персонифицированы. В этом смысле назначить виновных не трудно. Труднее найти рецепты, исключающие периодическое «повторение пройденного».
— Но в Госдуме звучали призывы к Генпрокуратуре РФ разобраться в причинах случившегося. Считаете ли Вы, что такие расследования могли дать эффект повышения ответственности чиновников за принимаемые решения?
— У нас на эту тему есть богатый удручающий исторический опыт 30-40-х годов. Результаты известны и понятны. Рассчитывать, что будут получены другие, «более впечатляющие» — не приходится. Если кто-то считает, что в Генпрокуратуре или Следственном комитете собраны лучшие экономические кадры страны, то тогда на нее и нужно возложить задачу формирования и реализации экономической политики. Слава Богу, до этого пока дело не дошло. Кадры, конечно, можно и нужно менять, когда понятно, для чего это делать и на кого менять. У нас же пока нет достаточного консенсуса ни в обществе, ни между специалистами — о том, какую модель экономической политики реализовывать. В таких условиях прокурорские вряд ли помогут. И в этом смысле содержательные вопросы экономической политики важнее кадровых.
— А в чем, собственно, могут быть принципиальные разногласия в экономической политике? Вроде бы альтернативы рынку нет, и с этим никто не спорит.
— Дело в том, что необходимо различать рыночную идеологию или «идеологический мэйнстрим», который имеет свое научно-теоретическое обоснование, и реальную экономическую политику, которая должна ориентироваться на решение конкретных задач экономического развития с учетом условий и возможностей конкретной страны. Экономические теории достаточно универсальны, а политика всегда конкретна и должна учитывать конкретные реалии как во времени, так и в пространстве применительно к условиям и ситуации.
В США и в странах Северной Европы говорят примерно одни и те же слова о рыночном хозяйстве, а студентов учат вообще по одним и тем же учебникам, но модели рыночного хозяйства сложились разные. В США идут споры о целесообразности введения обязательного медицинского страхования, а в ФРГ никто серьезно не ставит вопрос о снижении обязательных отчислений на медицинское и пенсионное страхование, которое составляет 38% всех затрат на труд. Правда, в отличие от России, такие отчисления платятся практически поровну работодателем и гражданами из собственной заработной платы на персональные счета медицинского и социального страхования. В ЕС вообще выдвинута идея сформировать общий инвестиционный фонд для поддержки проектов, направленных на оживление экономики Союза. С позиций американских республиканцев такая идея, скорее всего, может быть оценена как возврат к социалистическим идеям 50-60-х годов. Но за такими различиями стоит не просто различная роль государства в экономической жизни, а различный общественный моральный выбор, опирающейся на исторический опыт и традиции, которые различаются у разных народов по вполне естественным причинам. Выбор, в конечном итоге, всегда сводится к определению приоритета между общественным интересом и частной выгодой и в разных странах он складывается по-разному.
В России разногласия по инструментам или моделям экономического развития сформировались еще к середине 90-х. Правительство целью экономической политики считало «углубление рыночных реформ», которое рано или поздно должно сформировать условия для экономического роста. Оппоненты считали, что для выхода из затяжного трансформационного кризиса необходима активизация целенаправленной политики для его преодоления и перехода на устойчивый экономический рост. Такая политика должна быть направлена не только на формирование рыночных институтов в традиционном понимании (больше свободы и меньше государственного регулирования экономической жизни), но и на повышение созидательной роли государства как организатора процессов экономического развития, в силу слабости рыночных институтов, низкой конкурентоспособности национальных производителей, ограниченности ресурсов развития.
— И кто оказался прав?
— Прав оказался экономический кризис 1998 года и правительство Е. Примакова, которому удалось взять ситуацию под контроль и не допустить масштабного обвала экономики, хотя и действовало оно в ручном режиме. Прав оказался Господь Бог, который развернул ценовой тренд на энергетические и сырьевые товары и обеспечил приток валюты в страну, что позволило оживить экономический рост с 2000 по 2008 гг. почти до 7% среднегодового прироста ВВП и расплатиться по внешним долгам, расширив возможности для перехода к самостоятельной внешней политике.
Неправы оказались российские министры-экономисты, которые не использовали ситуацию для формирования условий перехода на устойчивый и динамичный экономический рост на основе широкомасштабной структурной и технологической модернизации отечественной экономики. Вместо этого трендом стала забота об улучшении «инвестиционного климата» для внешних инвесторов, либерализация капитальных операций с валютой (2006 г.), формирование московского международного финансового центра. И где всё это? Теперь страна должна решать вопросы развития в более сложных экономических и геополитических условиях.
— Складывается впечатление, что либеральная оппозиция считает, что причиной возникших проблем стал «Крым наш» и Новороссия, а так всё было бы хорошо «и курс стоял, и деньги были б».
— Я думаю, мы наблюдаем стремление несистемной либеральной оппозиции перевести стрелки от системной околовластной либеральной оппозиции, которая считает, что экономическая политика вполне адекватна общепринятым представлениям сформировавшегося либерального «экономического мэйнстрима». Все шло хорошо, если бы американцы не «замутили» в 2007 г. мировой финансовый кризис, а В. Путин в феврале 2014 г. не советовался бы с двумя «инкогнито», которые дезинформировали его о возможностях российской экономики противостоять возможным санкциям Запада.
На самом деле еще экономические итоги 2012 года обозначили тенденцию к замедлению темпов экономической динамики в России, которая продолжилась и в 2013 году. Объем ВВП страны за 2012 год возрос лишь на 3,4%, (против 4,4% в 2011 г.), при том, что масштабы промышленного производства увеличился лишь на 2,6% (против 4,7% в 2011 г.), а рост инвестиций в основной капитал сократился до 6,7%, против 8,3% за 2011 г. По результатам 2013 г. темп прироста ВВП составил только 1,3%, а промышленного производства лишь 0,4%. В 2014 г. прирост ВВП скорее всего вряд ли превысит 0,5%. В результате, несмотря на то, что масштабы кризисной рецессии (2008-2009 гг.) российской экономики были преодолены, темпы докризисной (2000-2008 гг.) динамики экономического роста (которая составляла 6,9% среднегодового прироста ВВП) достичь не удалось, обозначив тенденцию к ее замедлению.
По оценкам Минэкономразвития, заметного ускорения экономической динамики не следовало ожидать и в будущем среднесрочном периоде (2015-2017 гг.), о чем говорят параметры разработанного летом прогноза, который лег в основу трехлетнего бюджета на 2015-2017 гг. В более благоприятных внешних условиях темпы экономического роста на временном отрезке 2015-2017 гг. прогнозировались ниже среднемировых, что, естественно не могло способствовать сокращению разрыва в уровне экономического развития с лидерами мировой экономики. Так что причины надвигающейся стагнации нужно искать внутри сложившейся экономической системы.
Преодоление такого двух-трехкратного отставания по показателю ВВП на душу населения требуют вывода экономики на 7%-ный среднегодовой прирост ВВП на длительном временном периоде, что позволяет удваивать его объем за десятилетие. Для преодоления экономического отставания России от ведущих экономик мира, такие темпы необходимо поддерживать в течение пятнадцати-двадцати лет. Такая динамика была почти достигнута в период 2000-2008 гг., когда удалось преодолеть потери ВВП периода трансформационного спада 1991-1998 гг., однако так и не удалось восстановить производственно-технологический потенциал и технологическую конкурентоспособность национального хозяйства.
Отмечу, что посткризисное восстановление (2010-2012 гг.), как и восстановление 2000-2008 гг., проходило на фоне стабильного роста экспортных цен на топливно-энергетические товары, составляющие более половины стоимости российского экспорта. Так, с 2009 по 2011 гг. средние экспортные цены на российскую нефть поднялись с $407 за тонну до $744; на нефтепродукты — с $387 до $727 за тонну, на природный газ — с $249 до $331 за 1000 м3, на минеральные удобрения (смешанные) — с $291 до $456 за тонну. Это в расчете на 2011 г. обеспечило 26,3% прибавки номинального ВВП России относительно 2009 г. Кроме того, росли цены и на другие товары российского сырьевого экспорта. Так, цены на чугун возросли с $277 до $475 за тонну; медь — с $4894 до $8737 за тонну; никель — с $14548 до $20963 за тонну, алюминий необработанный — с $1444 до $2036 за тонну. Наибольшего значения средние экспортные цены достигли в 2012 г., обозначив тенденцию к снижению в 2013 г. (4).
Устойчивый рост экспортных цен приводил к стабильно нарастающему потоку финансовых поступлений в российскую экономику, что стимулировало потребительский спрос, который в значительной степени удовлетворялся за счет импорта, а не соответствующего роста собственного производства. Торможение ценовой динамики на экспортные товары ограничивает приток валюты в страну и доходы, как бизнеса, так и бюджетной системы. Падающая динамика доходов в конечном итоге тормозит рост спроса, как потребительского, так и инвестиционного, а затухание динамики спроса негативно сказывается на темпах экономического роста в целом.
Оценивая внешние условия для экономического роста в среднесрочной и долгосрочной перспективе нет оснований рассчитывать, что они будут такими же благоприятными как и в 2000-2008 годы. Прежде всего, это связано с ценовой конъюнктурой на энергоносители. Во-первых, энергосбережение провозглашено в качестве одного из основных структурных приоритетов США и ЕС, которое активно поддерживается внедрением новых энергосберегающих технологий. Во-вторых, «сланцевая революция» повысила уровень энергетической самообеспеченности США, что оказывает влияние и на общее состояние мирового энергетического баланса в направлении сдерживания ценовой динамики. Компенсировать ценовую стагнацию мировых цен на энергоресурсы соответствующим ростом объемов добычи и экспорта сырья и топливно-энергетических ресурсов у России нет возможностей, ни с точки зрения производственных мощностей, ни с точки зрения возможных масштабов спроса.
Наконец, введенные против РФ экономические санкции нацелены на ограничение внешних источников экономического роста, как за счет снижения экспортных доходов, так и ограничений доступа к мировым финансовым рынкам для системообразующих российских банков, оборонных и нефтедобывающих компаний. Кроме того, санкции создают общий негативный фон для внешних инвесторов в российскую экономику. Следует отметить и изменение общей ситуации на мировом рынке капитала. Я имею в виду прекращение политики «денежных смягчений», т.е. эмиссионной поддержки роста американской экономики со стороны американской ФРС (Федеральной резервной системы), что ограничивает предложение долларов и соответственно повышает доходность американских денежных инструментов, стимулируя уход в эти инструменты профессиональных игроков с рынков других стран, включая Россию. Не случайно, что доллар укрепляется не только к российскому рублю, но и валютам других стран. Таким образом ситуация в очередной раз подтверждает ущербность для России сложившейся модели экономического роста, основывающейся на устойчивом возрастании экспортных цен на энергетические и сырьевые ресурсы и активном вытеснении национального производства импортом.
— Но задача избавления российской экономики от «нефтяной иглы» уже неоднократно озвучивалась руководством страны. Почему результаты не впечатляют?
— Действительно, задача перехода на новую модель экономического роста периодически выдвигается российским руководством с середины двухтысячных. В развернутом концептуальном виде такая задача нашла отражение в утвержденной Правительством РФ в ноябре 2008 г. «Концепция долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 г», в которой в качестве важнейшей задачи национального развития провозглашался переход к 2020 г на инновационную модель экономического роста. Собственно в развитие этой стратегической установки президентом Д. Медведевым была выдвинута задача модернизации страны и сформулированы известные приоритеты технологической модернизации российской экономики, которые нашли отражение в целом ряде секторальных программ технологического и отраслевого развития.
Наконец, основные цели и задачи, решение которых необходимо для обеспечения успешного развития страны в среднесрочной перспективе, были сформулированы в одиннадцати Указах Президента РФ В. Путина от 7 мая 2012 г. Среди них определяющее значение, имеет Указ № 569 «О долгосрочной государственной экономической политике», поскольку от успешности ее реализации зависит формирование ресурсной базы для достижения поставленных целей не только в области роста благосостояния и социального развития широких слоев российских граждан, но и оборонной и внешнеполитической политики. Однако, запустить механизмы перевода экономики на динамичные и устойчивые темпы экономического роста так и не удалось, что дает основание ставить вопрос об адекватности применяемых инструментов экономической политики.
— А в чем, на ваш взгляд, причины такой недостаточной адекватности?
— Важно отметить, что проблема ускорения темпов экономической динамики является комплексной и должна рассматриваться в разрезе целого ряда аспектов: макроэкономического; структурного; технологического; ресурсного; внешнеэкономического, институционального. Правительство, по сути, в качестве главного инструмента экономической политики сосредоточилось на одном — институциональном, под которым понимается повышение эффективности общих условий и правил ведения бизнеса. Считается, что поскольку основные условия рыночной экономики сформированы, теперь нужно «шлифовать» условия и правила его ведения, уменьшая различного вида административную и налоговую нагрузку на бизнес, повышать эффективность судебной системы, лучше защищать право собственности. Будет среда благоприятна — бизнес сам решит, куда эффективнее вкладывать средства. При этом у нас в России подразумевается, что иностранный бизнес предпочтительнее отечественного, поскольку обладает большими финансовыми ресурсами, современными технологиями, управленческими практиками. Отсюда большое значение, которое уделяется повышению рейтинга страны в различных международных индексах.
Все это, безусловно, важно для повышения инвестиционной привлекательности национальной экономики и ускорения темпов роста, но далеко недостаточное. При всей значимости институтов для эффективности функционирования экономики, сама институциональная система должна ориентироваться на специфику поставленных целей и задач, учитывать общеэкономические (или воспроизводственные) условия, ресурсные ограничения и доступные методы их преодоления. А если отмеченные аспекты проблемы не учитываются, то институты «зависают», поскольку не могут преодолеть воспроизводственные и структурные ограничения.
— Что это за ограничения, каков их характер и причины возникновения?
Я бы отметил три фундаментальные проблемы российской экономики. Во-первых, слабость национальной финансовой системы и, как следствие, чрезмерную зависимость экономики от внешних источников финансирования. В переводе с медицинского, «нефтяная игла» это валютные доходы от сырьевого экспорта, прежде всего продуктов ТЭК, динамика которых оказывает определяющее влияние на состояние бюджетной сферы, динамику потребительского спроса, инвестиционную активность. Во-вторых, низкую мотивацию к инвестиционной деятельности, если она не связана с извлечением рентной сверхприбыли, самого различного происхождения — от природной до административной. В- третьих, это деградация промышленного потенциала экономики, прежде всего отечественного машиностроения, что серьезно ограничивает внутренние реальные инвестиционные ресурсы и усиливает технологическую зависимость страны от геополитических конкурентов. Генезис всех отмеченных выше проблем следует искать в начале 90-х. Введение в 1992 г. внутренней конвертируемости национальной валюты, которая не основывалась на росте конкурентоспособности национального хозяйства означает изменение эмиссионной политики ЦБ.
Если в советский период размеры эмиссии увязывались с масштабами хозяйственного оборота и обеспечивались всеми ресурсами, вовлекаемыми в такой оборот, то конвертируемость предполагает жесткую привязку масштабов эмиссии к динамике валютных поступлений в экономику и зависит от масштабов экспорта. В российских реалиях она базируется на экспортных возможностях узкой группы отраслей — ТЭК, металлургии и отраслей базовой химии — поскольку открытость экономики не основывалась на росте ее конкурентоспособности в результате структурной и технологической модернизации.
Напомним, что российская экономика 1992 г. не относилась к экспортоориентированным и представляла собой достаточно диверсифицированное хозяйство с мощной промышленной базой, хотя и серьезно отставшей технологически от ведущих стран Запада. Однако, вместо ориентации экономических преобразований на развертывание широкомасштабной модернизации, она была ориентирована на построение рыночных институтов в условиях деградирующей экономики и открытости для импорта. Результат получился вполне закономерным — гиперинфляция через падение курса рубля, обесценение накоплений населения и финансовых активов предприятий, долларизация экономики, кризис неплатежей, обвальное падение национального производства, прежде всего отраслей работающих на внутренний рынок (инвестиционное машиностроение, производство потребительских товаров, сельское хозяйство). Масштабы падения этих секторов экономики не были восстановлены и к 2008 г.
В такой модели существенно ограничивается роль ЦБ как эмиссионного центра национальной валюты и кредитора национальной экономики, а национальные банки по сути начинают выступать в роли финансовых посредников между внутренними заемщиками «длинных денег» и международными финансовыми структурами, увеличивая внешнюю финансовую задолженность национального хозяйства, размер которой достиг на 1.04.2014 года 715,8 млрд. долл. США из которых 91% (646 млрд.дол. США) приходился на коммерческие банки и организации нефинансового сектора. При этом внешняя задолженность коммерческих банков и организаций нефинансового сектора росла быстрее, чем общий внешний долг РФ. Так внешняя задолженность коммерческих банков и организаций выросла с 1.01.2012 г. по 1.04.2014 г. в 1,32 раза при росте общего внешнего долга РФ в 1,26 раза. Нетрудно оценить, что в условиях произошедшей девальвации рубля задолженность коммерческих организаций и банков вырастет более чем в 1,5 раза в рублевом эквиваленте. Эти деньги необходимо будет еще где-то взять.
Стабильный рост внешней задолженности национальной экономики, даже в условиях низкой нормы накопления, свидетельствует о том, что экономике для ускорения не хватает «длинных инвестиционных денег», а впечатляющие темпы прироста денежной массы не корреспондируются с динамикой инвестиций, темпы которых оставались существенно ниже. В свою очередь, нехватка длинных денег ведет к высокой стоимости инвестиционных кредитов, что ставит российских производителей в гораздо менее конкурентные условия по сравнению с иностранными.
Ситуация усугубляется сохранением и воспроизводством ценовых диспропорций, которые приводят к относительно низкой рентабельности отраслей обрабатывающего и технологически-емкого сектора национального хозяйства, которые должны выступать новыми локомотивами экономического роста. По итогам 2013 г. рентабельность (отношение прибыли к объему продаж) производства машин и оборудования была в 3,2 раза ниже чем в добыче нефти и газа (соответственно 24% и 7,5%), а по активам ниже в 3,7 раза. Нетрудно догадаться о привлекательности отмеченных секторов промышленности для инвесторов. Не удивительно, что при таких соотношениях доля инвестиций в отечественное машиностроение (производство машин и оборудования; производство электротехники и электроники; производство транспортных средств и оборудования) в общем объеме инвестиций все годы восстановительного роста (2000-2008 гг.) не превышала 3%. Какой структурный разворот может быть реализован в таких инвестиционных условиях?
Если говорить о структурных изменениях посткризисного восстановления, то за четыре года (с 2010 по 2013 гг.) индекс производства машин и оборудования вырос на 22,8%; производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования — на 29 %; транспортных средств и оборудования на 64,7%.
В результате объем выпуска продукции 2008 г. был восстановлен и превышен лишь в производстве транспортных средств и оборудования и добыче топливно-энергетических полезных ископаемых, а дореформенные (1991 г.) масштабы выпуска не были восстановлены, как по обрабатывающей промышленности в целом, так и по видам деятельности, относящимся к современному машиностроению, формирующему инвестиционный потенциал экономики (производство машин и оборудования, производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования, производство транспортных средств и оборудования). По многим видам продукции инвестиционного назначения объемы выпуска упали во много раз, поставив отрасли на грань полного исчезновения (станкостроение, тракторостроение, производство текстильного и швейного оборудования).
В результате, по оценкам Минпромторга РФ, к 2012 г доля российских производителей металлорежущих станков составляла на внутреннем рынке лишь 6%; кузнечно-прессовых машин — 6,7%; горного оборудования — 30%; металлургического оборудования — 25%; оборудования для добычи нефти и газа — 30%: тракторов сельскохозяйственного назначения — 18,9%; зерноуборочных и кормоуборочных комбайнов — 43,7%; экскаваторов -15%; бульдозеров — 30%. (8)
Наращивание выпуска некоторых видов потребительских товаров длительного пользования, включая легковые автомобили, происходит за счет «отверточной сборки» и не ведет к росту собственных национальных технологических компетенций и технологической конкурентоспособности национальной экономики. По сути, промышленная и технологическая деградация привела к утрате развития на собственной финансовой основе (т.е. за рубли, а не валюту) не только производства современного технологического уклада, но и базовые отрасли экономики. Удалось сохранить определенный технологический потенциал в оборонке, но для динамичного развития страны этого далеко недостаточно.
— Как вы считаете, импортозамещение может оказать заметное влияние на ускорение роста российской экономики?
Тема импортозамещения зазвучала в связи с западными санкциями. Как говорит директор ИЭ РАН Руслан Гринберг, страна оказалась перед необходимостью «шокового импортозамещения». Однако такие шоки вызваны отсутствием продуманной структурной политики и произошедшей в 90-е годы деиндустриализацией российской экономики. Результаты такой деиндустриализации не были преодолены и в нулевые годы, а доля импорта по многим товарным группам возросла сверх всякой меры. Поэтому, если рассматривать импортозамещение не только в контексте «шокового замещения» украинских комплектующих для российского ОПК или норвежской лососины и польских яблок для московских магазинов, а в качестве одного из важнейших направлений структурной диверсификации российской экономики, то необходимо учитывать не только влияние, которое такой процесс может оказывать на перспективное состояние платежного баланса (что бесспорно важно), сколько мультипликационный эффект на изменение потенциала экономического роста и конкурентоспособности национального хозяйства в целом.
Рассматривая в таком контексте ситуацию в России, следует отметить, что основным ограничением развития для ускорения экономического роста выступает фактор капитала (прежде всего в вещественной форме инвестиционного оборудования) при высоком уровне обеспеченности энергетическими и сырьевыми ресурсами и, с учетом формируемого Евразийского экономического Союза, достаточно емком внутреннем рынке.
Преодоление ресурсных ограничений капитала может осуществляется за счет импорта машин и оборудования с внешнего рынка, для чего необходимы соответствующие валютные ресурсы, либо на основе наращивания собственных возможностей его воспроизводства, поскольку, в отличие от невоспроизводимых природных факторов, капитал в вещественно-материальной форме может начать воспроизводиться на национальных рынках при соответствующей структурной и технологической политике. Однако, как отмечалось выше, в России сложилась иной тип воспроизводства, при котором рост ВВП (доходов граждан и государства) не основывается на адекватном увеличении технологической и производственной конкурентоспособности национальной экономики, не усиливает внутренний потенциал развития, сохраняя его зависимость от внешних конъюнктурных факторов. Таким образом, импортозамещение капитала становится важнейшим условием для формирования новой модели устойчивого экономического роста перехода на инновационный путь развития.
В 2013 г., по данным Росстата импорт в Россию машин, оборудования и транспортных средств из стран дальнего зарубежья составил 140 млрд. дол. США или 50,8 % от общего объема импорта по данной группе стран. Это оказалось на 2 млрд. долларов США меньше чем в предшествующем 2012г, когда доля машин оборудования и транспортных средств составила 52,1 % от объема импорта из стран дальнего зарубежья. Другими важнейшими статьями импорта оставались продовольственные товары и сельскохозяйственное сырье, а так же продукция химической промышленности. Доля этих товарных групп составила в импорте из развитых стран в 2013 г. соответственно 13,4% (36,9 млрд.долл.США) и 16,6% ( 46 млрд.долл.США).(11)
Отметим, что российский экспорт машин, оборудования и транспортных средств в страны дальнего зарубежья составил в 2013 г. лишь 16,4 млрд. дол. США или 3,6% от общего объема российского экспорта в эти страны. Таким образом, Россия остается чистым импортером машин и оборудования различного назначения из стран дальнего зарубежья с отрицательным сальдо в размере порядка 125 млрд. дол. США. (12)
Следует учитывать, что в 2013 г. российская экономика фактически подходила к стадии стагнации. Если рассматривать сценарий активизации экономического роста, то он, прежде всего, потребует увеличения инвестиционной активности минимум до 30% ВВП, т.е. возростания объема инвестиций на 6,6 трлн. руб. в год в ценах 2013 г., из которых порядка 3 трлн. руб. (или 94,3 млрд. долл. США) должны составлять машины и оборудование. При реализации такого сценария экономического развития общая потребность в машинах и оборудовании инвестиционного назначения может быть оценена в 8,91 трлн. руб., что в 3,9 раз превышало объем их национального производства в 2013 г., а потенциал импортозамещения по оборудованию инвестиционного назначения — 7,6 трлн. рублей. Кроме того не менее 1,3 трлн. рублей может составлять потенциал импортозамещения от локализации производства комплектации для автомобильной промышленности и производства бытовой техники длительного пользования.
Таким образом, на основе импортозамещения инвестиционного оборудования может быть сформирован достаточно емкий рынок (спрос) на широкую номенклатуру промышленной продукции, удовлетворение которого должно способствовать росту экономической динамики. Важно так же иметь в виду, что импортозамещение инвестиционного оборудования создаст масштабный мультипликационный эффект в экономике, расширив внутренние инвестиционные возможности для развития основных отраслей национального хозяйства, включая и такие приоритетные для экономического роста отрасли, как сельское хозяйство, и строительство. Российский рубль получит дополнительное товарное обеспечение в важнейшем для экономического роста секторе экономики, что расширит его эмиссионную базу, сократив зависимость динамики развития от внешних источников финансирования.
— А где же брать финансовые ресурсы для таких структурных изменений и ускорения экономического роста в условиях сокращения внешних финансовых источников?
В сложившейся модели — российская экономика не может развиваться на собственной основе, хотя имеет все объективные предпосылки для этого. С другой стороны нет оснований рассчитывать на восстановление прежних условий экономического роста, включая рост доходов населения, основанных на стабильном долгосрочном притоке валютных поступлений в страну.
Переориентация хозяйственной системы на развитие собственного потенциала предполагает выстраивание соответствующих финансовых контуров, ориентированных на финансирование приоритетных инвестиционных проектов, нацеленных на возрождение технологического и производственного потенциала национальной экономики. Основная задача состоит в насыщении экономики «длинными деньгами» под проекты развития. Речь идет о восстановлении кредитной эмиссии под проектное финансирование на основе выстраивания специального инвестиционного контура через институты развития, т.е. ликвидностью насыщается не банковская система вообще, а уполномоченные институты, инвестирующие приоритетные проекты под низкие проценты (не выше рентабельности). Эмиссия осуществляется под будущий товар а не только текущую валютную выручку. Такая система должна опираться на эффективные проекты с высоким мультипликативным эффектом. Формирование таких проектов -достаточно сложная задача и она должна решаться в соответствии с принятым ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», логика которого предполагает последовательное формирование системы документов, обеспечивающих процесс такого стратегического планирования: прогнозы-стратегии -программы. Программы и должны содержать перечень проектов, обеспечивающих реализацию поставленных задач. Пока, за исключением отраслей ОПК, отраслевые программы не выводили на такие проекты.
При определенной схожести с эмиссионной политикой в бывшем СССР речь, не идет о восстановлении планово-распределительной экономики.
Во-первых, в отличие от советской экономики речь идет о кредитовании инвестиционных проектов частных инвесторов, а не распределении (безвозмездной раздачи) инвестиций госпредприятиям на основе директивных плановых заданий.
Во-вторых, предоставление кредитов должно осуществляться на конкурсной основе, под конкретные инвестиционные проекты в контексте выбранных отраслевых приоритетов развития. Такие приоритеты должны формироваться бизнесом, экспертным сообществом, и профессиональным госаппаратом (соответствующими профильными ведомствами). По сути, речь идет о составлении среднесрочных бизнес-планов модернизации и развития приоритетных секторов экономики и промышленности. Государство выступает модератором их разработки и обеспечивает благоприятные инвестиционные условия (долгосрочные кредиты) для реализации отобранных на прозрачных условиях проектов. В-третьих, широкое использование механизмов целевой кредитной эмиссии, для финансирования приоритетных проектов потребует усиления прозрачности движения, как общих денежных потоков, так и валютных средств, введение определенных ограничений на сложившиеся «финансовые вольности» с целью уменьшения рисков финансовой дестабилизации.
— Не понятно, а чем собственно такие кредиты (т.е. фактически деньги) должны обеспечиваться?
Эти финансовые средства обеспечиваются реальными материальными ресурсами, которые используются для реализации конкретных проектов. Естественно, у таких кредитов будет и валютная составляющая на импортируемое оборудование, которая должна приобретаться по биржевому курсу. Импортная составляющая проектов должна внимательно анализироваться в ходе их экспертизы. Погашение кредитных ресурсов перед институтом развития, должна осуществляться в течение длительного срока (близкого к нормативному сроку амортизации оборудования).
Масштабы такой инвестиционной эмиссии будут зачисляться на внутренний государственный долг, размеры которого пока позволяют наращивать его в разы. Необходимо более спокойно смотреть и на рост внутреннего долга и на дефицит бюджета. Главное не сам дефицит, который допустим в размере 2-3% ВВП, а в структуре бюджетных затрат, которые формируют такой дефицит. Если он образуется за счет раздувания текущих затрат на содержание неэффективного государственного аппарата, то скорее всего будет стимулировать инфляционные процессы. Другой эффект может генерироваться, если средства расходуются на поддержку национальных производителей через госзакупки или на поддержку институтов развития, эффективная деятельность которых призвана расширить в конечном итоге доходную базу бюджетов различного уровня. Аналогичные соображения касаются и наращивания внутреннего долга.
В таком контексте использование централизуемых «рентных сверхдоходов» от экспорта энергоресурсов так же должна иметь свои функциональные пределы. Отметим, что на 21.08.2014 г. совокупный размер Резервного Фонда и ФНБ составлял чуть более 156 млрд. дол. США или 9,5 % российского ВВП. (13) В этой связи они не могут рассматриваться как надежный «долгоиграющий» финансовый ресурс для прямого государственного финансирования широкомасштабной модернизации рыночной экономики, но могут выступать как один из источников валютного обеспечения целевой кредитной эмиссии в интересах структурной модернизации национального хозяйства. Вместе с тем, переход к политике поддержки экономического роста предполагает введение определенных механизмов мобилизации валютных ресурсов и их переориентации на финансирование приоритетных проектов развития. В краткосрочном плане это означает усиление контроля над валютными потоками:
— продажа всей валютной выручки экспортерами сырья, металлов, химии низких переделов (вплоть до введения госмонополии на экспорт ограниченной группы сырьевых товаров, если мировые цены на них продолжат падение );
— проведение банковской реформы — ограничение числа банков с валютной лицензией. Для обслуживания валютных трансакций достаточно несколько крупных системообразующих банков. Наличие лицензии должно предполагать включение в штат уполномоченных госслужбы валютного контроля. Остальные банки становятся кредитными организациями с ограниченными функциями и осуществляют валютные операции клиентов через системообразующие банки, т.е. становятся агентами уполномоченных банков по валютным операциям;
— постепенное сворачивание свободного обращения иностранной валюты «через ларьки». Граждане могут покупать и продавать валюту через собственные валютные счета в банках.
Важнейшим условием борьбы со злоупотреблением монопольным положением и инфляцией издержек, а так же инструментом обеспечения прозрачности всей хозяйственной деятельности должна стать активизация ценовой политики, направленная на обеспечение прозрачности ценообразования и ценовой контроль (на основе экономически обоснованных издержек) за естественными монополиями и важнейшими товарами, формирующими издержки у производителей конечной продукции. Речь, конечно, не идет о восстановление директивного ценообразования советского типа. Решение этой задачи предполагает осуществление более эффективного контроля за формированием цен и тарифов естественных монополий и монополизированных секторов экономики, а также, в интересах повышения общей конкурентоспособности национального производства, отказ от мировых цен, в качестве ориентира для внутреннего ценообразования на продукцию, производимую внутри страны. Активизация ценовой политики должна осуществляться на основе ФЗ «О ценообразовании», который определил бы принципы формирования экономически обоснованных издержек, права и процедуры органов власти в контроле за ценообразованием, меры по сдерживанию необоснованного роста цен у производителей, в оптовом и розничном сегментах рынка. Необоснованная ценовая рента, если она не используется для инвестиционных целей, должна изыматься через налогообложение прибыли.
В этой связи необходима переналадка налоговой системы на стимулирование инвестиционной деятельности и увеличение налоговой нагрузки на посреднические операции через повышение общей номинальной ставки налогообложения до нормального уровня 32-34% с введением налоговых вычетов на инвестиции и инновационную деятельность, что позволит снижать фактическую налоговую нагрузку на прибыль до 20% и ниже.
— Вы считаете, что действующие министры-экономисты смогут осуществить такой разворот в сторону развития. Они наоборот говорят о сохранении стабильности условий в условиях кризиса.
Я не думаю, что экономический блок правительства в силу своих идеологических предпочтений и мироощущения готов предпринимать какие-либо активные меры по блокированию возникших экономических угроз. Они, как и прежде, скорее всего, будут рассчитывать на изменение внешних условий и «невидимую руку рынка». Но мы же и наш разговор начинали с кадровой проблемы. Будем надеется, что жизнь (он же кризис) заставит учиться даже вроде бы грамотных…..
— В своем комментарии по поводу обвала российского рубля 16 декабря 2014 года Вы довольно резко высказались о роли экономического блока Правительства — в том смысле, что его действия представляют угрозу для страны. Если оставить эмоции, то в чем, собственно, может заключаться такая угроза?
— Если без эмоций, то угроза состоит в продолжении сложившегося в начале 90-х «генерального экономического курса» построения либеральной рыночной экономики в контексте установок «Вашингтонского консенсуса», который разрабатывался в целях обеспечения финансовой стабилизации стран Латинской Америки, а не трансформации социалистической плановой экономики в социально-ориентированное рыночное хозяйство, как это определено Конституцией РФ. И двадцать с лишним лет рыночной трансформации, в моем понимании, достаточный срок для того чтобы трезво оценить «достигнутые результаты» и понять причины, обеспечившие такие «достижения». Последний обвал рубля — лишь очередной звонок, показывающий генетическую слабость национальной финансовой системы и российской экономики в целом. Конечно политика вообще и экономическая политика в том числе всегда персонифицированы. В этом смысле назначить виновных не трудно. Труднее найти рецепты, исключающие периодическое «повторение пройденного».
— Но в Госдуме звучали призывы к Генпрокуратуре РФ разобраться в причинах случившегося. Считаете ли Вы, что такие расследования могли дать эффект повышения ответственности чиновников за принимаемые решения?
— У нас на эту тему есть богатый удручающий исторический опыт 30-40-х годов. Результаты известны и понятны. Рассчитывать, что будут получены другие, «более впечатляющие» — не приходится. Если кто-то считает, что в Генпрокуратуре или Следственном комитете собраны лучшие экономические кадры страны, то тогда на нее и нужно возложить задачу формирования и реализации экономической политики. Слава Богу, до этого пока дело не дошло. Кадры, конечно, можно и нужно менять, когда понятно, для чего это делать и на кого менять. У нас же пока нет достаточного консенсуса ни в обществе, ни между специалистами — о том, какую модель экономической политики реализовывать. В таких условиях прокурорские вряд ли помогут. И в этом смысле содержательные вопросы экономической политики важнее кадровых.
— А в чем, собственно, могут быть принципиальные разногласия в экономической политике? Вроде бы альтернативы рынку нет, и с этим никто не спорит.
— Дело в том, что необходимо различать рыночную идеологию или «идеологический мэйнстрим», который имеет свое научно-теоретическое обоснование, и реальную экономическую политику, которая должна ориентироваться на решение конкретных задач экономического развития с учетом условий и возможностей конкретной страны. Экономические теории достаточно универсальны, а политика всегда конкретна и должна учитывать конкретные реалии как во времени, так и в пространстве применительно к условиям и ситуации.
В США и в странах Северной Европы говорят примерно одни и те же слова о рыночном хозяйстве, а студентов учат вообще по одним и тем же учебникам, но модели рыночного хозяйства сложились разные. В США идут споры о целесообразности введения обязательного медицинского страхования, а в ФРГ никто серьезно не ставит вопрос о снижении обязательных отчислений на медицинское и пенсионное страхование, которое составляет 38% всех затрат на труд. Правда, в отличие от России, такие отчисления платятся практически поровну работодателем и гражданами из собственной заработной платы на персональные счета медицинского и социального страхования. В ЕС вообще выдвинута идея сформировать общий инвестиционный фонд для поддержки проектов, направленных на оживление экономики Союза. С позиций американских республиканцев такая идея, скорее всего, может быть оценена как возврат к социалистическим идеям 50-60-х годов. Но за такими различиями стоит не просто различная роль государства в экономической жизни, а различный общественный моральный выбор, опирающейся на исторический опыт и традиции, которые различаются у разных народов по вполне естественным причинам. Выбор, в конечном итоге, всегда сводится к определению приоритета между общественным интересом и частной выгодой и в разных странах он складывается по-разному.
В России разногласия по инструментам или моделям экономического развития сформировались еще к середине 90-х. Правительство целью экономической политики считало «углубление рыночных реформ», которое рано или поздно должно сформировать условия для экономического роста. Оппоненты считали, что для выхода из затяжного трансформационного кризиса необходима активизация целенаправленной политики для его преодоления и перехода на устойчивый экономический рост. Такая политика должна быть направлена не только на формирование рыночных институтов в традиционном понимании (больше свободы и меньше государственного регулирования экономической жизни), но и на повышение созидательной роли государства как организатора процессов экономического развития, в силу слабости рыночных институтов, низкой конкурентоспособности национальных производителей, ограниченности ресурсов развития.
— И кто оказался прав?
— Прав оказался экономический кризис 1998 года и правительство Е. Примакова, которому удалось взять ситуацию под контроль и не допустить масштабного обвала экономики, хотя и действовало оно в ручном режиме. Прав оказался Господь Бог, который развернул ценовой тренд на энергетические и сырьевые товары и обеспечил приток валюты в страну, что позволило оживить экономический рост с 2000 по 2008 гг. почти до 7% среднегодового прироста ВВП и расплатиться по внешним долгам, расширив возможности для перехода к самостоятельной внешней политике.
Неправы оказались российские министры-экономисты, которые не использовали ситуацию для формирования условий перехода на устойчивый и динамичный экономический рост на основе широкомасштабной структурной и технологической модернизации отечественной экономики. Вместо этого трендом стала забота об улучшении «инвестиционного климата» для внешних инвесторов, либерализация капитальных операций с валютой (2006 г.), формирование московского международного финансового центра. И где всё это? Теперь страна должна решать вопросы развития в более сложных экономических и геополитических условиях.
— Складывается впечатление, что либеральная оппозиция считает, что причиной возникших проблем стал «Крым наш» и Новороссия, а так всё было бы хорошо «и курс стоял, и деньги были б».
— Я думаю, мы наблюдаем стремление несистемной либеральной оппозиции перевести стрелки от системной околовластной либеральной оппозиции, которая считает, что экономическая политика вполне адекватна общепринятым представлениям сформировавшегося либерального «экономического мэйнстрима». Все шло хорошо, если бы американцы не «замутили» в 2007 г. мировой финансовый кризис, а В. Путин в феврале 2014 г. не советовался бы с двумя «инкогнито», которые дезинформировали его о возможностях российской экономики противостоять возможным санкциям Запада.
На самом деле еще экономические итоги 2012 года обозначили тенденцию к замедлению темпов экономической динамики в России, которая продолжилась и в 2013 году. Объем ВВП страны за 2012 год возрос лишь на 3,4%, (против 4,4% в 2011 г.), при том, что масштабы промышленного производства увеличился лишь на 2,6% (против 4,7% в 2011 г.), а рост инвестиций в основной капитал сократился до 6,7%, против 8,3% за 2011 г. По результатам 2013 г. темп прироста ВВП составил только 1,3%, а промышленного производства лишь 0,4%. В 2014 г. прирост ВВП скорее всего вряд ли превысит 0,5%. В результате, несмотря на то, что масштабы кризисной рецессии (2008-2009 гг.) российской экономики были преодолены, темпы докризисной (2000-2008 гг.) динамики экономического роста (которая составляла 6,9% среднегодового прироста ВВП) достичь не удалось, обозначив тенденцию к ее замедлению.
По оценкам Минэкономразвития, заметного ускорения экономической динамики не следовало ожидать и в будущем среднесрочном периоде (2015-2017 гг.), о чем говорят параметры разработанного летом прогноза, который лег в основу трехлетнего бюджета на 2015-2017 гг. В более благоприятных внешних условиях темпы экономического роста на временном отрезке 2015-2017 гг. прогнозировались ниже среднемировых, что, естественно не могло способствовать сокращению разрыва в уровне экономического развития с лидерами мировой экономики. Так что причины надвигающейся стагнации нужно искать внутри сложившейся экономической системы.
Преодоление такого двух-трехкратного отставания по показателю ВВП на душу населения требуют вывода экономики на 7%-ный среднегодовой прирост ВВП на длительном временном периоде, что позволяет удваивать его объем за десятилетие. Для преодоления экономического отставания России от ведущих экономик мира, такие темпы необходимо поддерживать в течение пятнадцати-двадцати лет. Такая динамика была почти достигнута в период 2000-2008 гг., когда удалось преодолеть потери ВВП периода трансформационного спада 1991-1998 гг., однако так и не удалось восстановить производственно-технологический потенциал и технологическую конкурентоспособность национального хозяйства.
Отмечу, что посткризисное восстановление (2010-2012 гг.), как и восстановление 2000-2008 гг., проходило на фоне стабильного роста экспортных цен на топливно-энергетические товары, составляющие более половины стоимости российского экспорта. Так, с 2009 по 2011 гг. средние экспортные цены на российскую нефть поднялись с $407 за тонну до $744; на нефтепродукты — с $387 до $727 за тонну, на природный газ — с $249 до $331 за 1000 м3, на минеральные удобрения (смешанные) — с $291 до $456 за тонну. Это в расчете на 2011 г. обеспечило 26,3% прибавки номинального ВВП России относительно 2009 г. Кроме того, росли цены и на другие товары российского сырьевого экспорта. Так, цены на чугун возросли с $277 до $475 за тонну; медь — с $4894 до $8737 за тонну; никель — с $14548 до $20963 за тонну, алюминий необработанный — с $1444 до $2036 за тонну. Наибольшего значения средние экспортные цены достигли в 2012 г., обозначив тенденцию к снижению в 2013 г. (4).
Устойчивый рост экспортных цен приводил к стабильно нарастающему потоку финансовых поступлений в российскую экономику, что стимулировало потребительский спрос, который в значительной степени удовлетворялся за счет импорта, а не соответствующего роста собственного производства. Торможение ценовой динамики на экспортные товары ограничивает приток валюты в страну и доходы, как бизнеса, так и бюджетной системы. Падающая динамика доходов в конечном итоге тормозит рост спроса, как потребительского, так и инвестиционного, а затухание динамики спроса негативно сказывается на темпах экономического роста в целом.
Оценивая внешние условия для экономического роста в среднесрочной и долгосрочной перспективе нет оснований рассчитывать, что они будут такими же благоприятными как и в 2000-2008 годы. Прежде всего, это связано с ценовой конъюнктурой на энергоносители. Во-первых, энергосбережение провозглашено в качестве одного из основных структурных приоритетов США и ЕС, которое активно поддерживается внедрением новых энергосберегающих технологий. Во-вторых, «сланцевая революция» повысила уровень энергетической самообеспеченности США, что оказывает влияние и на общее состояние мирового энергетического баланса в направлении сдерживания ценовой динамики. Компенсировать ценовую стагнацию мировых цен на энергоресурсы соответствующим ростом объемов добычи и экспорта сырья и топливно-энергетических ресурсов у России нет возможностей, ни с точки зрения производственных мощностей, ни с точки зрения возможных масштабов спроса.
Наконец, введенные против РФ экономические санкции нацелены на ограничение внешних источников экономического роста, как за счет снижения экспортных доходов, так и ограничений доступа к мировым финансовым рынкам для системообразующих российских банков, оборонных и нефтедобывающих компаний. Кроме того, санкции создают общий негативный фон для внешних инвесторов в российскую экономику. Следует отметить и изменение общей ситуации на мировом рынке капитала. Я имею в виду прекращение политики «денежных смягчений», т.е. эмиссионной поддержки роста американской экономики со стороны американской ФРС (Федеральной резервной системы), что ограничивает предложение долларов и соответственно повышает доходность американских денежных инструментов, стимулируя уход в эти инструменты профессиональных игроков с рынков других стран, включая Россию. Не случайно, что доллар укрепляется не только к российскому рублю, но и валютам других стран. Таким образом ситуация в очередной раз подтверждает ущербность для России сложившейся модели экономического роста, основывающейся на устойчивом возрастании экспортных цен на энергетические и сырьевые ресурсы и активном вытеснении национального производства импортом.
— Но задача избавления российской экономики от «нефтяной иглы» уже неоднократно озвучивалась руководством страны. Почему результаты не впечатляют?
— Действительно, задача перехода на новую модель экономического роста периодически выдвигается российским руководством с середины двухтысячных. В развернутом концептуальном виде такая задача нашла отражение в утвержденной Правительством РФ в ноябре 2008 г. «Концепция долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 г», в которой в качестве важнейшей задачи национального развития провозглашался переход к 2020 г на инновационную модель экономического роста. Собственно в развитие этой стратегической установки президентом Д. Медведевым была выдвинута задача модернизации страны и сформулированы известные приоритеты технологической модернизации российской экономики, которые нашли отражение в целом ряде секторальных программ технологического и отраслевого развития.
Наконец, основные цели и задачи, решение которых необходимо для обеспечения успешного развития страны в среднесрочной перспективе, были сформулированы в одиннадцати Указах Президента РФ В. Путина от 7 мая 2012 г. Среди них определяющее значение, имеет Указ № 569 «О долгосрочной государственной экономической политике», поскольку от успешности ее реализации зависит формирование ресурсной базы для достижения поставленных целей не только в области роста благосостояния и социального развития широких слоев российских граждан, но и оборонной и внешнеполитической политики. Однако, запустить механизмы перевода экономики на динамичные и устойчивые темпы экономического роста так и не удалось, что дает основание ставить вопрос об адекватности применяемых инструментов экономической политики.
— А в чем, на ваш взгляд, причины такой недостаточной адекватности?
— Важно отметить, что проблема ускорения темпов экономической динамики является комплексной и должна рассматриваться в разрезе целого ряда аспектов: макроэкономического; структурного; технологического; ресурсного; внешнеэкономического, институционального. Правительство, по сути, в качестве главного инструмента экономической политики сосредоточилось на одном — институциональном, под которым понимается повышение эффективности общих условий и правил ведения бизнеса. Считается, что поскольку основные условия рыночной экономики сформированы, теперь нужно «шлифовать» условия и правила его ведения, уменьшая различного вида административную и налоговую нагрузку на бизнес, повышать эффективность судебной системы, лучше защищать право собственности. Будет среда благоприятна — бизнес сам решит, куда эффективнее вкладывать средства. При этом у нас в России подразумевается, что иностранный бизнес предпочтительнее отечественного, поскольку обладает большими финансовыми ресурсами, современными технологиями, управленческими практиками. Отсюда большое значение, которое уделяется повышению рейтинга страны в различных международных индексах.
Все это, безусловно, важно для повышения инвестиционной привлекательности национальной экономики и ускорения темпов роста, но далеко недостаточное. При всей значимости институтов для эффективности функционирования экономики, сама институциональная система должна ориентироваться на специфику поставленных целей и задач, учитывать общеэкономические (или воспроизводственные) условия, ресурсные ограничения и доступные методы их преодоления. А если отмеченные аспекты проблемы не учитываются, то институты «зависают», поскольку не могут преодолеть воспроизводственные и структурные ограничения.
— Что это за ограничения, каков их характер и причины возникновения?
Я бы отметил три фундаментальные проблемы российской экономики. Во-первых, слабость национальной финансовой системы и, как следствие, чрезмерную зависимость экономики от внешних источников финансирования. В переводе с медицинского, «нефтяная игла» это валютные доходы от сырьевого экспорта, прежде всего продуктов ТЭК, динамика которых оказывает определяющее влияние на состояние бюджетной сферы, динамику потребительского спроса, инвестиционную активность. Во-вторых, низкую мотивацию к инвестиционной деятельности, если она не связана с извлечением рентной сверхприбыли, самого различного происхождения — от природной до административной. В- третьих, это деградация промышленного потенциала экономики, прежде всего отечественного машиностроения, что серьезно ограничивает внутренние реальные инвестиционные ресурсы и усиливает технологическую зависимость страны от геополитических конкурентов. Генезис всех отмеченных выше проблем следует искать в начале 90-х. Введение в 1992 г. внутренней конвертируемости национальной валюты, которая не основывалась на росте конкурентоспособности национального хозяйства означает изменение эмиссионной политики ЦБ.
Если в советский период размеры эмиссии увязывались с масштабами хозяйственного оборота и обеспечивались всеми ресурсами, вовлекаемыми в такой оборот, то конвертируемость предполагает жесткую привязку масштабов эмиссии к динамике валютных поступлений в экономику и зависит от масштабов экспорта. В российских реалиях она базируется на экспортных возможностях узкой группы отраслей — ТЭК, металлургии и отраслей базовой химии — поскольку открытость экономики не основывалась на росте ее конкурентоспособности в результате структурной и технологической модернизации.
Напомним, что российская экономика 1992 г. не относилась к экспортоориентированным и представляла собой достаточно диверсифицированное хозяйство с мощной промышленной базой, хотя и серьезно отставшей технологически от ведущих стран Запада. Однако, вместо ориентации экономических преобразований на развертывание широкомасштабной модернизации, она была ориентирована на построение рыночных институтов в условиях деградирующей экономики и открытости для импорта. Результат получился вполне закономерным — гиперинфляция через падение курса рубля, обесценение накоплений населения и финансовых активов предприятий, долларизация экономики, кризис неплатежей, обвальное падение национального производства, прежде всего отраслей работающих на внутренний рынок (инвестиционное машиностроение, производство потребительских товаров, сельское хозяйство). Масштабы падения этих секторов экономики не были восстановлены и к 2008 г.
В такой модели существенно ограничивается роль ЦБ как эмиссионного центра национальной валюты и кредитора национальной экономики, а национальные банки по сути начинают выступать в роли финансовых посредников между внутренними заемщиками «длинных денег» и международными финансовыми структурами, увеличивая внешнюю финансовую задолженность национального хозяйства, размер которой достиг на 1.04.2014 года 715,8 млрд. долл. США из которых 91% (646 млрд.дол. США) приходился на коммерческие банки и организации нефинансового сектора. При этом внешняя задолженность коммерческих банков и организаций нефинансового сектора росла быстрее, чем общий внешний долг РФ. Так внешняя задолженность коммерческих банков и организаций выросла с 1.01.2012 г. по 1.04.2014 г. в 1,32 раза при росте общего внешнего долга РФ в 1,26 раза. Нетрудно оценить, что в условиях произошедшей девальвации рубля задолженность коммерческих организаций и банков вырастет более чем в 1,5 раза в рублевом эквиваленте. Эти деньги необходимо будет еще где-то взять.
Стабильный рост внешней задолженности национальной экономики, даже в условиях низкой нормы накопления, свидетельствует о том, что экономике для ускорения не хватает «длинных инвестиционных денег», а впечатляющие темпы прироста денежной массы не корреспондируются с динамикой инвестиций, темпы которых оставались существенно ниже. В свою очередь, нехватка длинных денег ведет к высокой стоимости инвестиционных кредитов, что ставит российских производителей в гораздо менее конкурентные условия по сравнению с иностранными.
Ситуация усугубляется сохранением и воспроизводством ценовых диспропорций, которые приводят к относительно низкой рентабельности отраслей обрабатывающего и технологически-емкого сектора национального хозяйства, которые должны выступать новыми локомотивами экономического роста. По итогам 2013 г. рентабельность (отношение прибыли к объему продаж) производства машин и оборудования была в 3,2 раза ниже чем в добыче нефти и газа (соответственно 24% и 7,5%), а по активам ниже в 3,7 раза. Нетрудно догадаться о привлекательности отмеченных секторов промышленности для инвесторов. Не удивительно, что при таких соотношениях доля инвестиций в отечественное машиностроение (производство машин и оборудования; производство электротехники и электроники; производство транспортных средств и оборудования) в общем объеме инвестиций все годы восстановительного роста (2000-2008 гг.) не превышала 3%. Какой структурный разворот может быть реализован в таких инвестиционных условиях?
Если говорить о структурных изменениях посткризисного восстановления, то за четыре года (с 2010 по 2013 гг.) индекс производства машин и оборудования вырос на 22,8%; производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования — на 29 %; транспортных средств и оборудования на 64,7%.
В результате объем выпуска продукции 2008 г. был восстановлен и превышен лишь в производстве транспортных средств и оборудования и добыче топливно-энергетических полезных ископаемых, а дореформенные (1991 г.) масштабы выпуска не были восстановлены, как по обрабатывающей промышленности в целом, так и по видам деятельности, относящимся к современному машиностроению, формирующему инвестиционный потенциал экономики (производство машин и оборудования, производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования, производство транспортных средств и оборудования). По многим видам продукции инвестиционного назначения объемы выпуска упали во много раз, поставив отрасли на грань полного исчезновения (станкостроение, тракторостроение, производство текстильного и швейного оборудования).
В результате, по оценкам Минпромторга РФ, к 2012 г доля российских производителей металлорежущих станков составляла на внутреннем рынке лишь 6%; кузнечно-прессовых машин — 6,7%; горного оборудования — 30%; металлургического оборудования — 25%; оборудования для добычи нефти и газа — 30%: тракторов сельскохозяйственного назначения — 18,9%; зерноуборочных и кормоуборочных комбайнов — 43,7%; экскаваторов -15%; бульдозеров — 30%. (8)
Наращивание выпуска некоторых видов потребительских товаров длительного пользования, включая легковые автомобили, происходит за счет «отверточной сборки» и не ведет к росту собственных национальных технологических компетенций и технологической конкурентоспособности национальной экономики. По сути, промышленная и технологическая деградация привела к утрате развития на собственной финансовой основе (т.е. за рубли, а не валюту) не только производства современного технологического уклада, но и базовые отрасли экономики. Удалось сохранить определенный технологический потенциал в оборонке, но для динамичного развития страны этого далеко недостаточно.
— Как вы считаете, импортозамещение может оказать заметное влияние на ускорение роста российской экономики?
Тема импортозамещения зазвучала в связи с западными санкциями. Как говорит директор ИЭ РАН Руслан Гринберг, страна оказалась перед необходимостью «шокового импортозамещения». Однако такие шоки вызваны отсутствием продуманной структурной политики и произошедшей в 90-е годы деиндустриализацией российской экономики. Результаты такой деиндустриализации не были преодолены и в нулевые годы, а доля импорта по многим товарным группам возросла сверх всякой меры. Поэтому, если рассматривать импортозамещение не только в контексте «шокового замещения» украинских комплектующих для российского ОПК или норвежской лососины и польских яблок для московских магазинов, а в качестве одного из важнейших направлений структурной диверсификации российской экономики, то необходимо учитывать не только влияние, которое такой процесс может оказывать на перспективное состояние платежного баланса (что бесспорно важно), сколько мультипликационный эффект на изменение потенциала экономического роста и конкурентоспособности национального хозяйства в целом.
Рассматривая в таком контексте ситуацию в России, следует отметить, что основным ограничением развития для ускорения экономического роста выступает фактор капитала (прежде всего в вещественной форме инвестиционного оборудования) при высоком уровне обеспеченности энергетическими и сырьевыми ресурсами и, с учетом формируемого Евразийского экономического Союза, достаточно емком внутреннем рынке.
Преодоление ресурсных ограничений капитала может осуществляется за счет импорта машин и оборудования с внешнего рынка, для чего необходимы соответствующие валютные ресурсы, либо на основе наращивания собственных возможностей его воспроизводства, поскольку, в отличие от невоспроизводимых природных факторов, капитал в вещественно-материальной форме может начать воспроизводиться на национальных рынках при соответствующей структурной и технологической политике. Однако, как отмечалось выше, в России сложилась иной тип воспроизводства, при котором рост ВВП (доходов граждан и государства) не основывается на адекватном увеличении технологической и производственной конкурентоспособности национальной экономики, не усиливает внутренний потенциал развития, сохраняя его зависимость от внешних конъюнктурных факторов. Таким образом, импортозамещение капитала становится важнейшим условием для формирования новой модели устойчивого экономического роста перехода на инновационный путь развития.
В 2013 г., по данным Росстата импорт в Россию машин, оборудования и транспортных средств из стран дальнего зарубежья составил 140 млрд. дол. США или 50,8 % от общего объема импорта по данной группе стран. Это оказалось на 2 млрд. долларов США меньше чем в предшествующем 2012г, когда доля машин оборудования и транспортных средств составила 52,1 % от объема импорта из стран дальнего зарубежья. Другими важнейшими статьями импорта оставались продовольственные товары и сельскохозяйственное сырье, а так же продукция химической промышленности. Доля этих товарных групп составила в импорте из развитых стран в 2013 г. соответственно 13,4% (36,9 млрд.долл.США) и 16,6% ( 46 млрд.долл.США).(11)
Отметим, что российский экспорт машин, оборудования и транспортных средств в страны дальнего зарубежья составил в 2013 г. лишь 16,4 млрд. дол. США или 3,6% от общего объема российского экспорта в эти страны. Таким образом, Россия остается чистым импортером машин и оборудования различного назначения из стран дальнего зарубежья с отрицательным сальдо в размере порядка 125 млрд. дол. США. (12)
Следует учитывать, что в 2013 г. российская экономика фактически подходила к стадии стагнации. Если рассматривать сценарий активизации экономического роста, то он, прежде всего, потребует увеличения инвестиционной активности минимум до 30% ВВП, т.е. возростания объема инвестиций на 6,6 трлн. руб. в год в ценах 2013 г., из которых порядка 3 трлн. руб. (или 94,3 млрд. долл. США) должны составлять машины и оборудование. При реализации такого сценария экономического развития общая потребность в машинах и оборудовании инвестиционного назначения может быть оценена в 8,91 трлн. руб., что в 3,9 раз превышало объем их национального производства в 2013 г., а потенциал импортозамещения по оборудованию инвестиционного назначения — 7,6 трлн. рублей. Кроме того не менее 1,3 трлн. рублей может составлять потенциал импортозамещения от локализации производства комплектации для автомобильной промышленности и производства бытовой техники длительного пользования.
Таким образом, на основе импортозамещения инвестиционного оборудования может быть сформирован достаточно емкий рынок (спрос) на широкую номенклатуру промышленной продукции, удовлетворение которого должно способствовать росту экономической динамики. Важно так же иметь в виду, что импортозамещение инвестиционного оборудования создаст масштабный мультипликационный эффект в экономике, расширив внутренние инвестиционные возможности для развития основных отраслей национального хозяйства, включая и такие приоритетные для экономического роста отрасли, как сельское хозяйство, и строительство. Российский рубль получит дополнительное товарное обеспечение в важнейшем для экономического роста секторе экономики, что расширит его эмиссионную базу, сократив зависимость динамики развития от внешних источников финансирования.
— А где же брать финансовые ресурсы для таких структурных изменений и ускорения экономического роста в условиях сокращения внешних финансовых источников?
В сложившейся модели — российская экономика не может развиваться на собственной основе, хотя имеет все объективные предпосылки для этого. С другой стороны нет оснований рассчитывать на восстановление прежних условий экономического роста, включая рост доходов населения, основанных на стабильном долгосрочном притоке валютных поступлений в страну.
Переориентация хозяйственной системы на развитие собственного потенциала предполагает выстраивание соответствующих финансовых контуров, ориентированных на финансирование приоритетных инвестиционных проектов, нацеленных на возрождение технологического и производственного потенциала национальной экономики. Основная задача состоит в насыщении экономики «длинными деньгами» под проекты развития. Речь идет о восстановлении кредитной эмиссии под проектное финансирование на основе выстраивания специального инвестиционного контура через институты развития, т.е. ликвидностью насыщается не банковская система вообще, а уполномоченные институты, инвестирующие приоритетные проекты под низкие проценты (не выше рентабельности). Эмиссия осуществляется под будущий товар а не только текущую валютную выручку. Такая система должна опираться на эффективные проекты с высоким мультипликативным эффектом. Формирование таких проектов -достаточно сложная задача и она должна решаться в соответствии с принятым ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», логика которого предполагает последовательное формирование системы документов, обеспечивающих процесс такого стратегического планирования: прогнозы-стратегии -программы. Программы и должны содержать перечень проектов, обеспечивающих реализацию поставленных задач. Пока, за исключением отраслей ОПК, отраслевые программы не выводили на такие проекты.
При определенной схожести с эмиссионной политикой в бывшем СССР речь, не идет о восстановлении планово-распределительной экономики.
Во-первых, в отличие от советской экономики речь идет о кредитовании инвестиционных проектов частных инвесторов, а не распределении (безвозмездной раздачи) инвестиций госпредприятиям на основе директивных плановых заданий.
Во-вторых, предоставление кредитов должно осуществляться на конкурсной основе, под конкретные инвестиционные проекты в контексте выбранных отраслевых приоритетов развития. Такие приоритеты должны формироваться бизнесом, экспертным сообществом, и профессиональным госаппаратом (соответствующими профильными ведомствами). По сути, речь идет о составлении среднесрочных бизнес-планов модернизации и развития приоритетных секторов экономики и промышленности. Государство выступает модератором их разработки и обеспечивает благоприятные инвестиционные условия (долгосрочные кредиты) для реализации отобранных на прозрачных условиях проектов. В-третьих, широкое использование механизмов целевой кредитной эмиссии, для финансирования приоритетных проектов потребует усиления прозрачности движения, как общих денежных потоков, так и валютных средств, введение определенных ограничений на сложившиеся «финансовые вольности» с целью уменьшения рисков финансовой дестабилизации.
— Не понятно, а чем собственно такие кредиты (т.е. фактически деньги) должны обеспечиваться?
Эти финансовые средства обеспечиваются реальными материальными ресурсами, которые используются для реализации конкретных проектов. Естественно, у таких кредитов будет и валютная составляющая на импортируемое оборудование, которая должна приобретаться по биржевому курсу. Импортная составляющая проектов должна внимательно анализироваться в ходе их экспертизы. Погашение кредитных ресурсов перед институтом развития, должна осуществляться в течение длительного срока (близкого к нормативному сроку амортизации оборудования).
Масштабы такой инвестиционной эмиссии будут зачисляться на внутренний государственный долг, размеры которого пока позволяют наращивать его в разы. Необходимо более спокойно смотреть и на рост внутреннего долга и на дефицит бюджета. Главное не сам дефицит, который допустим в размере 2-3% ВВП, а в структуре бюджетных затрат, которые формируют такой дефицит. Если он образуется за счет раздувания текущих затрат на содержание неэффективного государственного аппарата, то скорее всего будет стимулировать инфляционные процессы. Другой эффект может генерироваться, если средства расходуются на поддержку национальных производителей через госзакупки или на поддержку институтов развития, эффективная деятельность которых призвана расширить в конечном итоге доходную базу бюджетов различного уровня. Аналогичные соображения касаются и наращивания внутреннего долга.
В таком контексте использование централизуемых «рентных сверхдоходов» от экспорта энергоресурсов так же должна иметь свои функциональные пределы. Отметим, что на 21.08.2014 г. совокупный размер Резервного Фонда и ФНБ составлял чуть более 156 млрд. дол. США или 9,5 % российского ВВП. (13) В этой связи они не могут рассматриваться как надежный «долгоиграющий» финансовый ресурс для прямого государственного финансирования широкомасштабной модернизации рыночной экономики, но могут выступать как один из источников валютного обеспечения целевой кредитной эмиссии в интересах структурной модернизации национального хозяйства. Вместе с тем, переход к политике поддержки экономического роста предполагает введение определенных механизмов мобилизации валютных ресурсов и их переориентации на финансирование приоритетных проектов развития. В краткосрочном плане это означает усиление контроля над валютными потоками:
— продажа всей валютной выручки экспортерами сырья, металлов, химии низких переделов (вплоть до введения госмонополии на экспорт ограниченной группы сырьевых товаров, если мировые цены на них продолжат падение );
— проведение банковской реформы — ограничение числа банков с валютной лицензией. Для обслуживания валютных трансакций достаточно несколько крупных системообразующих банков. Наличие лицензии должно предполагать включение в штат уполномоченных госслужбы валютного контроля. Остальные банки становятся кредитными организациями с ограниченными функциями и осуществляют валютные операции клиентов через системообразующие банки, т.е. становятся агентами уполномоченных банков по валютным операциям;
— постепенное сворачивание свободного обращения иностранной валюты «через ларьки». Граждане могут покупать и продавать валюту через собственные валютные счета в банках.
Важнейшим условием борьбы со злоупотреблением монопольным положением и инфляцией издержек, а так же инструментом обеспечения прозрачности всей хозяйственной деятельности должна стать активизация ценовой политики, направленная на обеспечение прозрачности ценообразования и ценовой контроль (на основе экономически обоснованных издержек) за естественными монополиями и важнейшими товарами, формирующими издержки у производителей конечной продукции. Речь, конечно, не идет о восстановление директивного ценообразования советского типа. Решение этой задачи предполагает осуществление более эффективного контроля за формированием цен и тарифов естественных монополий и монополизированных секторов экономики, а также, в интересах повышения общей конкурентоспособности национального производства, отказ от мировых цен, в качестве ориентира для внутреннего ценообразования на продукцию, производимую внутри страны. Активизация ценовой политики должна осуществляться на основе ФЗ «О ценообразовании», который определил бы принципы формирования экономически обоснованных издержек, права и процедуры органов власти в контроле за ценообразованием, меры по сдерживанию необоснованного роста цен у производителей, в оптовом и розничном сегментах рынка. Необоснованная ценовая рента, если она не используется для инвестиционных целей, должна изыматься через налогообложение прибыли.
В этой связи необходима переналадка налоговой системы на стимулирование инвестиционной деятельности и увеличение налоговой нагрузки на посреднические операции через повышение общей номинальной ставки налогообложения до нормального уровня 32-34% с введением налоговых вычетов на инвестиции и инновационную деятельность, что позволит снижать фактическую налоговую нагрузку на прибыль до 20% и ниже.
— Вы считаете, что действующие министры-экономисты смогут осуществить такой разворот в сторону развития. Они наоборот говорят о сохранении стабильности условий в условиях кризиса.
Я не думаю, что экономический блок правительства в силу своих идеологических предпочтений и мироощущения готов предпринимать какие-либо активные меры по блокированию возникших экономических угроз. Они, как и прежде, скорее всего, будут рассчитывать на изменение внешних условий и «невидимую руку рынка». Но мы же и наш разговор начинали с кадровой проблемы. Будем надеется, что жизнь (он же кризис) заставит учиться даже вроде бы грамотных…..
Читайте также:
Давно Путина таким не видели - президент объявил о жёстком возмездии за Казань. Готовится "исторический удар"
22.12.2024 18:49
Несколько часов назад президент в интервью с журналистом Павлом Зарубиным рассказал, что дал указание производить и испытывать в боевых условиях "Орешник", несмотря на разные точки зрения в Минобороны на этот счёт.
"Пускай эскалируют дальше": Путин ответил на вопрос о третьей мировой войне
22.12.2024 23:33
Президент России Владимир Путин не считает, что третья мировая война уже идёт, но риски есть.
"Все уже решено". Киев готовится к "особому формату" переговоров с Москвой
22.12.2024 19:04
Вот только теперь даже предложенный Вашингтоном вариант может стать для киевского режима очень неприятным.
"В Херсоне ад". Город напоминает морг: ВСУ об уничтожении наших после форсирования Днепра. Потери колоссальные. Убиты ценнейшие специалисты
Поступают противоречивые данные с Херсонского направления. Противник заявил, что русским подразделениям удалось форсировать Днепр и закрепиться сразу на нескольких участках. При этом источники ВСУ пишут, что русские бойцы "полностью уничтожены". Потери колоссальные. Убиты ценнейшие специалисты - 1000 снарядов вылетает за 40 минут: "В Херсоне ад". Город напоминает морг для
На Украине может начаться прямой конфликт России и Британии
Накануне газета Times со ссылкой на неназванного чиновника писала, что на Западе верят, что в случае дислокации на Украине британские инструкторы станут целью для российских ударов.