Так ли уж все плохо с нашей экономикой?

Политолог Виктор Милитарев о неожиданно оптимистическом взгляде со стороны на нашу не столь уж печальную действительность.


Недавно я прочел текст, который очень сильно изменил мое мнение о состоянии нашей экономики. Попался он мне совершенно случайно — через френд-ленту в Facebook. Поначалу меня прельстил подзаголовок «Витгенштейновский взгляд на российскую экономику». Людвиг Витгенштейн с юности был мне интересен как философ. В общем, прельщенный подзаголовком, я щелкнул по ссылке.


И сам не заметил, как в один присест прочел все 60 с лишним страниц текста в формате PDF. Полное название брошюры «Путин 2000–2014 гг. Промежуточные итоги: диверсификация, модернизация и роль государства в российской экономике. Витгенштейновский взгляд на российскую экономику». Написал эту брошюру Йон Хеллевиг в декабре 2014 года. Я не без труда узнал, что автор брошюры — финский политик, известный своими симпатиями к нашей стране. По профессии экономист и управленец.

И, оказывается, у Хеллевига есть в России консалтинговая фирма — Awara Group.

Вот Awara Group и издала этот, в сущности, препринт. Текст автором совершенно не рекламируется и не продвигается. Всё, что мне удалось найти в Сети по поводу этого текста, — это несколько обсуждений на не особенно популярных форумах и пара ссылок в интернет-изданиях.

А между тем исследование Йона Хеллевига революционное. Он утверждает, что в нашей экономике всё обстоит гораздо лучше, чем мы все думаем. Оказывается, мы вовсе не «сидим на нефтегазовой игле». Доля доходов от продажи природных ресурсов в ВВП за 2000–2012 годы сократилась с 44,5 % до 18,7%, то есть более чем наполовину. Доля доходов от продажи нефти и газа в составе совокупных государственных доходов составляет не 50%, как это обычно утверждается, а всего лишь 27,4%. Основной источник поступления в госбюджет — налоги с фондов оплаты труда.

Да, продажи природных ресурсов продолжают составлять 70% от нашего экспорта, как и 10, и 20 лет назад. Однако за неизменностью этой цифры мы не заметили, что сам этот экспорт за прошедшие 10 с лишним лет возрос в разы. И на этом фоне нам не видно ни того, что в разы возросла и доля нефтепродуктов и продуктов нефтехимии в составе этого экспорта, ни того, что оставшиеся 30% сегодня представляют собой крайне возросший экспорт продуктов обрабатывающей промышленности.

Рост объема экспорта товаров, не связанных с нефтью и газом, составил 250%, мы этого не замечаем только потому, что общий рост объема нашего экспорта составил почти 400%, что превосходит аналогичный показатель во всех крупных западных странах. По сравнению с нашими «друзьями и партнерами» объем нашего экспорта вырос более чем в два раза.

Рост нашего промышленного производства составил свыше 50%, причем на фоне его полной модернизации. Более чем в два раза вырос объем производства легковых автомобилей. И при этом было проведено масштабное обновление модельного ряда. Ну а рост производства продуктов питания с момента первого прихода Путина к власти достиг 100%. Ну и, наконец, ВВП России, к удвоению которого в свое время призывал наш президент, вырос за эти годы более чем в 10 раз.

Автор ссылается на авторитетные источники. Причем отнюдь не только на данные Росстата и другую российскую официальную статистику, он ссылается на данные Мирового банка, Всемирной торговой организации и на другие зарубежные авторитетные источники. А также на данные, приводимые оппозиционной российской прессой, типа газеты «Ведомости». Трудно поверить, что все эти данные Хеллевигом фальсифицированы.

Финский политик утверждает, что диверсификация российской экономики уже произошла. И, таким образом, Россия сегодня находится в ситуации неплохой готовности к масштабной реиндустриализации. Причем, как подчеркивает автор, всё это остается в силе, несмотря на западные санкции.

Но это еще не все шокирующие утверждения Йона Хеллевига. Он говорит, что производительность труда в России составляет не 40% от уровня западных стандартов, как это обычно утверждается, а 80%.

Он настаивает на том, что российская экономика вовсе не бюрократизирована и доля государства в ней весьма мала. По его подсчетам, госслужащие вместе с бюджетниками составляют 17,7% от общей численности рабочей силы, что по мировым меркам весьма неплохо.

Но самое фантастическое у Хеллевига — это его похвала нашей налоговой системе. По его словам, совокупная налоговая ставка в России, равная 29,5%, является одной из самых низких среди развитых стран. А совокупная налоговая ставка, не связанная с нефтью и газом, составляет 50% от аналогичного показателя в западных странах.

Хеллевиг утверждает, что российское государство проводит разумную инвестиционную политику, опираясь на столь же разумную политику налоговую. Государство инвестирует в развитие обрабатывающей промышленности средства, которые оно получает в качестве нефтегазовой ренты. Причем, это делается при очень низких налогах на несырьевые отрасли.

Получается, добавлю уже от себя, что наше государство воспользовалось-таки многолетними рекомендациями ныне покойного академика Дмитрия Львова и его единомышленника и ученика академика Сергея Глазьева. Они много лет рекомендовали проводить промышленную и социальную политику за счет сырьевой ренты, а в несырьевых отраслях держать налоги низкими.

Кстати, о социальной политике Хеллевиг тоже пишет. Он утверждает, что наши социальные налоги отнюдь не высоки. Они не самые низкие в мире, но ниже средних по развитым странам. И при этом они таковы, что ими покрывается более 70% бюджетных доходов. И, замечу от себя, наше социальное государство, конечно, похуже будет, чем в странах Скандинавии или в брежневском СССР. Но оно гораздо лучше не только всех стран третьего мира, но и многократно расхваленных у нас публицистами из разных лагерей Китая, Тайваня и Южной Кореи.

Из сказанного можно сделать важные выводы.

Во-первых, если Хеллевиг прав, слухи о скором крахе российской экономики в связи с санкциями, курсом рубля и ценами на нефть несколько преувеличены. Причем речь идет не только о гиперпессимистических прогнозах, скажем, Сергея Гуриева или Степана Демуры, но и о вполне умеренной критике академика Евгения Примакова.

Во-вторых, если Хеллевиг прав, то это значит, что наши контролирующие органы совершенно не ловят мышей. Потому что, оказывается, мы сегодня вполне обеспечены продовольствием. И цены на него не должны так нагло расти. А если они растут, то виновен в этом вовсе не экономический кризис, а криминальная политика торговых посредников.

В-третьих, получается, что рост доходов населения у нас сильно отстает от роста экономики в целом. Конечно, уровень жизни по сравнению с ельцинскими временами у нас вырос более чем в два раза, однако регенерировать уровень жизни позднебрежневских времен для большинства населения нам пока не удается. Это означает, что одного экономического роста, даже вместе с вполне приличным социальным государством, недостаточно для решения социальных проблем.

Наконец, если Хеллевиг прав, то совершенно непонятно, почему о потрясающих успехах российской экономики мы впервые узнаем только от него? Зачем же скрывать от нас успехи экономической политики нашего государства?

И последнее. По Хеллевигу получается, что все фантастические успехи нашей экономики достигнуты исключительно в результате ставки на либеральный капитализм, где основными факторами экономического успеха являются крупные частно-капиталистические корпорации.

Ну, за исключением, конечно, топливно-энергетического сектора. Где, как известно, ЮКОС национализирован по приговору суда, «Сибнефть» и ТНК выкуплены государством у частных владельцев, «Газпром» и «Роснефть» находятся в госсобственности, а «Лукойл» и «Сургутнефтегаз» вполне лояльны государству.

Что ж, Хеллевиг убедил меня в эффективности такой модели развития. Однако всё же хочется спросить, неужели крупные капиталистические корпорации в союзе с национализированным ТЭКом являются единственным мотором развития нашей экономики?

Неужели малый и средний бизнес совершенно неэффективен? Опыт тайваньского экономического чуда, когда президент Цзян Цзинго проводил политику государственной поддержки и запуска множества малых предприятий, доказывает обратное. Пока мы идем по южнокорейскому пути с большими частными концернами в союзе с государством. Но что нам мешает дополнить корейский путь тайваньским?