Почему рухнет коммунистический режим в КНР

Китайскому режиму уже не первое десятилетие предрекают скорый крах: западных экспертов озадачивает необычная живучесть коммунистического строя с китайской спецификой. Когда один за другим рушились режимы в странах соцблока, Компартия Китая (КПК) не только удержала власть, но и сумела постепенно вывести страну в число мировых лидеров. Пресса заговорила о «китайском чуде». Но в последнее время на фоне замедления темпов развития экономики КНР на страницах западных СМИ вновь замелькали апокалиптические прогнозы. Сокращенный перевод одного из них, принадлежащего известному американскому синологу Дэвиду Шамбо и опубликованного в Wall Street Journal, «Лента.ру» представляет вашему вниманию.


В четверг (5 марта) члены Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) съехались в Пекин на ежегодную встречу, ставшую уже привычным ритуалом. Примерно три тысячи «избранных» делегатов со всей страны — начиная с ярко одетых представителей этнических меньшинств до миллиардеров, привыкших к жизни в мегаполисах, — в течение недели будут обсуждать состояние дел в стране, имитируя наличие в Китае политического представительства.


Некоторым это впечатляющее сборище кажется символом мощи китайской политической системы, но на самом деле оно маскирует серьезные проблемы. Китайской политике всегда была присуща некоторая внешняя театральность — к примеру, сессия ВСНП призвана продемонстрировать силу Компартии Китая и стабильность ее правления. И чиновники, и обычные граждане знают правила игры — нужно с энтузиазмом участвовать в ритуалах, повторяя официальные лозунги. Для этого в китайском языке есть даже специальное слово — biaotai, «продемонстрировать свою позицию», формально выказать поддержку.

Однако китайская политическая система пробуксовывает, и мало кто понимает это лучше, чем сами китайские коммунисты. Авторитарный китайский лидер Си Цзиньпин надеется, что крутые меры по отношению к инакомыслящим и коррупционерам укрепят власть партии. Хотя он категорически не желает превращаться в китайского Горбачева, Си вполне может кончить тем же. Его деспотическое давление лишь приближает переломный момент.

Предсказывать крах авторитарных режимов — рискованное дело. Мало кто из западных экспертов смог предвидеть коллапс СССР в 1991-м, проморгало его и ЦРУ. Двумя годами ранее пали коммунистические режимы в Восточной Европе — их гибель также оказалась неожиданной. Сюрпризом были и «цветные революции» на постсоветском пространстве, в 2003-2005-м произошедшие в Грузии, на Украине и в Киргизии, и «арабская весна» 2011 года.

Однако те, кто следит за Китаем, уже не первый год видят явные признаки упадка системы. С 1989 года, когда режим с трудом избежал гибели во время событий на площади Тяньаньмэнь, несколько опытных синологов рискнули своей профессиональной репутацией, предсказав неизбежный конец правления КПК. Остальные, и я в том числе, высказывались более осторожно. Но времена меняются, и пора пересмотреть оценки.

Финальный аккорд правления КПК уже зазвучал, и крах режима ближе, чем многим кажется. Но пока система не даст явную трещину, ее функционеры будут поддерживать видимость стабильности. Вряд ли коммунисты в Китае спокойно отдадут власть, и вряд ли схлопывание режима станет результатом одного-единственного события. Скорее всего, режим будет угасать долго, в грязи и крови. Я не исключаю, что Цзиньпина свергнут в результате борьбы за власть или государственного переворота. Он проводит агрессивную антикоррупционную кампанию, слишком самонадеян и раздражает партийные, государственные, военные и коммерческие круги.

Рассмотрим пять симптомов, свидетельствующих об уязвимости режима и системных недостатках внутри партии.

Прежде всего бизнес-элита Китая готова в массовом порядке покинуть страну, если система начнет рушиться. В 2014 году шанхайский Hurun Research Institute, изучающий благосостояние населения Китая, обнаружил, что 64 процента из опрошенных обладателей крупного частного капитала — 393 миллионеров и миллиардеров — уже пребывали в процессе эмиграции либо ее планировали. Богатые китайцы массово отправляют своих отпрысков учиться за границу (что само по себе можно считать приговором китайской образовательной системе).

На этой неделе, как сообщил Wall Street Journal, федеральные агенты провели несколько обысков в Южной Калифорнии, по делу, связанному, по утверждениям американских властей, с «многомиллионным бизнесом — родильным туризмом, позволяющим тысячам китайских женщин приезжать и рожать в США, а затем возвращаться домой с младенцами, получившими американское гражданство». Богатые китайцы также скупают недвижимость за границей в рекордных объемах и по невиданным ценам и держат свои финансовые активы в иностранных офшорных зонах и подставных компаниях.

Меж тем Пекин пытается добиться экстрадиции ряда граждан, обвиняемых в финансовых преступлениях и скрывающихся от правосудия за рубежом. Когда представители элиты страны, многие из которых состоят в КПК, настолько массово бегут за границу, это красноречиво свидетельствует о нехватке уверенности в стабильности режима и будущем страны.

Во-вторых, с момента вступления в должность в 2012 году Си Цзиньпин значительно усилил политические репрессии, начавшиеся в Китае еще в 2009-м. Ограничения коснулись прессы, социальных медиа, кино, искусства и литературы, религиозных групп, интернета, интеллектуалов, тибетцев и уйгуров, диссидентов, юристов, НПО, студентов и учебников. Центральный комитет в 2013 году распространил среди членов КПК приказ, известный как «Документ №9». В нем содержалось требование выявлять и искоренять любые факты поддержки западных «общечеловеческих ценностей», включая конституционную демократию, гражданское общество, свободную прессу и неолиберальную экономику.

Уверенное в себе правительство не пойдет на столь серьезные меры. Это симптом нервозности партийного руководства.
В-третьих, многие из тех, кто лоялен режиму, занимаются профанацией. Сложно не заметить, что в последние несколько лет китайская политика превратилась в настоящий театр притворства. Прошлым летом я присутствовал на конференции, посвященной «Китайской мечте», знаковой концепции Си Цзиньпина. Ее проводил один из тесно связанных с партийными кругами научно-исследовательских центров в Пекине. Я был там одним из немногих иностранцев (и единственным американцем). За два дня мы ошалели от непрерывных презентаций — их одну за другой представляли ученые-партийцы с застывшими лицами и скованными движениями, от которых ощутимо веяло скукой. Формально они во всем придерживались линии партии. Но было очевидно, что пропагандистская машина выдохлась и император на самом деле голый.

В декабре я снова очутился в Пекине на конференции в Центральной партийной школе при ЦК КПК, центре обучения коммунистической доктрине, и опять чиновники высшего эшелона, а также эксперты по иностранной политике слово в слово повторяли шаблонные лозунги. Во время одного из перерывов на обед зашел в книжный магазин в кампусе — посмотреть, чему учат передовых партийных кадров. На полках «Избранные труды» Ленина соседствовали с мемуарами Кондолизы Райс. Стол у входа был завален экземплярами брошюры Си, посвященной его новой кампании и изданной, чтобы донести идею до масс.

— Как идет торговля? — поинтересовался я у продавщицы.

— О, это не для продажи, — ответила она. — Мы их просто раздаем.

Внушительная стопка свидетельствовала, что особой популярностью брошюра не пользовалась.

В-четвертых, коррупция пронизывает не только элиты, но и все китайское общество в целом. Си проводит антикоррупционную кампанию жестче и последовательнее, чем его предшественники, но кампанейщиной проблему не устранить. Корни ее — в однопартийной системе, отношениях патрон-клиент и непрозрачной экономике, контролируемых государством медиа и отсутствии верховенства закона.

Более того, похоже, борьба Си с коррупцией ведется крайне избирательно. Многие из потенциальных целей кампании — приближенные бывшего китайского лидера Цзян Цзэминя. Цзян, которому исполнилось 88, все еще остается политическим тяжеловесом. Бросать вызов Цзяну для Си крайне рискованно, учитывая, что у него нет собственной команды сторонников, которых можно было бы продвинуть на руководящие посты. Есть еще одна проблема: Си — сын представителя первого поколения китайской элиты, один из так называемых принцев. Китайское общество ненавидит этих детей бонз.

Наконец, китайская экономика, воспринимающаяся на Западе как всесокрушающая махина, увязла в системных ловушках, выбраться из которых непросто. В ноябре 2013 года Си председательствовал на Третьем пленуме партии, и там было объявлено о пакете грядущих экономических реформ. Но до сих пор эти инициативы не реализованы в полной мере. Да, потребительские расходы растут, бюрократизма стало меньше, объявлено о ряде финансовых преобразований, но в целом амбициозный план Си оказался мертворожденным. Реформы затрагивают интересы могущественных группировок (таких, как руководство госпредприятий и местные партийные кадры), и те явно блокируют их претворение в жизнь.

Эти пять трещин в здании режима все более очевидны, и устранить их можно только посредством политических преобразований. Пока в Китае не ослабнет политический контроль, построить инновационное общество и «экономику знаний», объявленную целью реформ, не удастся. Политическая система превратилась в основное препятствие для насущных социальных и экономических преобразований в КНР. Если Си и партийные лидеры не ослабят хватку, их может постигнуть та самая судьба, которой они так стремятся избежать.

Все прошедшие десятилетия китайских руководителей мучил призрак коллапса СССР. В КНР были опубликованы сотни работ о причинах распада коммунистического гиганта. Настоящая «Китайская мечта» Си состоит в том, чтобы избежать советского кошмара. Всего через несколько месяцев после вступления в должность в речи перед согражданами он выразил сожаление о распаде Советского Союза и оплакал предательство Горбачева. Си заявил, что Москве не хватило «настоящего человека», способного воспротивиться президенту-реформатору. Политика репрессий, инициированных Си, — полная противоположность горбачевским перестройке и гласности. Вместо открытости Си ужесточает контроль над экономикой, группами недовольных и даже соперниками внутри партии.

Но реакция и репрессии не единственные инструменты, доступные Си. Его предшественники, Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао, вынесли совсем другие уроки из распада Советского Союза. С 2000 по 2008 год они проводили политику, направленную на то, чтобы добиться большей открытости системы при помощи осторожных и ограниченных политических реформ.

Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао усиливали местные парткомы и экспериментировали с выборами партсекретарей на альтернативной основе. Они привлекли в КПК бизнесменов и интеллектуалов. Расширили масштабы партийных консультаций с непартийными группами и сделали процедуры в политбюро более прозрачными. Они улучшили внутрипартийные механизмы обратной связи, ввели основанные на оценке способностей критерии продвижения человека по службе и создали систему обязательного обучения в середине карьерной лестницы для всех 45 миллионов государственных и партийных кадров. Они ужесточили правила ухода в отставку, а для чиновников и офицеров ввели систему должностной ротации.

Фактически в течение некоторого времени Цзян и Ху пытались управлять изменениями вместо того, чтобы им противостоять. Но Си не хочет следовать их примеру. С 2009 года (когда Ху, который ранее был человеком широких взглядов, взял курс на репрессии) режим отказался от всех нововведений (за исключением системы обучения кадров). Крестным отцом этих реформ был политический советник Цзяна и бывший зампредседатель КНР Цзэн Цинхун, ушедший в отставку в 2008 году. Сейчас он проходит по делу в рамках антикоррупционной кампании, что можно считать еще одним признаком отношения Си к мерам, способным облегчить недуги рушащейся системы.

Некоторые эксперты полагают, что тактика Си может предвещать большую открытость и реформы в будущем. Я так не думаю. Китайский лидер и его режим видят политику как игру с нулевой суммой: они полагают, что ослабление контроля приведет к распаду системы и их собственной гибели, а также подозревают, что США активно работают, стараясь ослабить власть КПК. Учитывая это, сложно поверить, что радикальные реформы не за горами.

Мы не можем точно сказать, когда рухнет китайский коммунизм, но сейчас определенно наблюдаем заключительный этап его существования. По продолжительности нахождения у власти КПК уступает только северокорейскому режиму, но ни одна партия не может править вечно.

Следящим за происходящим в КНР следует сосредоточить внимание на инструментах контроля и тех, кто ответственен за их применение. Множество китайцев — как обычных граждан, так и членов партии — голосуют ногами, покидая страну, или держат фигу в кармане, делая вид, что подчиняются партийному диктату.

Нам следует ожидать дня, когда пропагандисты режима и его служба безопасности не смогут исполнять предписания партии либо же начнут сочувствовать диссидентам. Когда человеческая эмпатия возьмет верх над закосневшей властью, финальный аккорд китайского коммунизма зазвучит в полную силу.