Насколько Кадырова контролирует Кремль?

История с убийством Бориса Немцова поставила главу Чечни Рамзана Кадырова как минимум в двусмысленное, если не в уязвимое положение. В прошлом году он окончательно состоялся как политик федерального уровня, но его действия не могли не раздражать часть российской политической элиты своей самостоятельностью.


Всего через несколько часов после смерти оппозиционного политика Рамзан Кадыров заявил, что приговор, вынесенный Борису Немцову в какой-либо западной столице, мог быть приведён в исполнение руками украинских спецслужб. Но уже совсем скоро, после того, как правоохранительные органы предъявили официальную версию убийства Немцова группой чеченцев, Кадырову пришлось занимать оборонительную позицию. На своей странице в сети Instagram он сразу же назвал Заура Дадаева, одного из главных подозреваемых, «настоящим патриотом России», а другого потенциального киллера, Беслана Шаванова, погибшего при попытке задержания, «храбрым воином». И Дадаев, и Шаванов были знакомы Кадырову не понаслышке, поскольку оба они служили в чеченском батальоне внутренних войск «Север».


Именно это обстоятельство и создало богатую почву для интерпретаций «чеченского следа» в убийстве Немцова. По мнению политолога Сергея Маркедонова, эту версию следует рассматривать в более широком контексте серии «звонков» о том, что в самой Чечне не всё благополучно. «С этим связан вопрос: а насколько Кадыров всё у себя в республике контролирует? — полагает г-н Маркедонов. — Это не менее важно, чем вопрос о том, насколько Кадырова контролирует Кремль».


Эхо «Шарли Эбдо»

Сама версия, что поводом для убийства Бориса Немцова стала его позиция в истории с нападением на редакцию парижского журнала «Шарли Эбдо», сразу же вызвала большие подозрения — прежде всего в самой Чечне. «Это явно надуманный повод. С трудом верится, что человек, который работал в органах МВД, может сделать такое в ответ на какие-то оскорбительные высказывания Немцова. Это не те люди, которые поступают спонтанно», — полагает чеченский политолог и общественный деятель Шамиль Бено, отмечая, что в республике практически никто не поверил в предъявленную правоохранителями версию.

Однако у официальной версии есть и свои адвокаты. Так, доцент Московского лингвистического университета исламовед Роман Силантьев вспоминает аналогичную историю с нападением в 2012 году на казанского журналиста Сергея Асланяна, который позволял себе оскорбительные высказывания в адрес пророка Мухаммеда. «Нужно просто лучше понимать психологию этих людей, — уверен г-н Силантьев. — Импульсивность, спонтанность — это в их стиле. А те, кто допускает подобные высказывания, некритически относятся к возможным последствиям, не понимают, что не всё, что принято в Москве у либералов, останется без реакции в среде мусульман, особенно кавказских».

Кстати, право на достоверность официальной версии фактически признал и сам Рамзан Кадыров. «Все, кто знает Заура [Дадаева], утверждают, что он является глубоко верующим человеком, а также, что он, как и все мусульмане, был потрясён действиями "Шарли” и комментариями в поддержку печатания карикатур», — заметил глава Чечни в упомянутой выше записи в Instagram.

Напомним, что Кадыров отреагировал на расстрел редакции журнала и последующее шествие в центре Парижа не только предсказуемым осуждением публикации пресловутых карикатур — он ещё и организовал в Грозном многотысячный митинг мусульман, продемонстрировав, как быстро и эффективно способен мобилизовать своих единоверцев.

В Кремле эта акция вполне могла вызвать серьёзную обеспокоенность излишней самостоятельностью Кадырова. «В системе, созданной в Чечне, на своеобразный аутсорсинг были переданы не только финансовые, силовые и управленческие вопросы, но и идеологические, — рассуждает Сергей Маркедонов. — В истории с "Шарли Эбдо”, которая получила в Чечне совершенно иную интерпретацию в сравнении с официальной, это привело к размыванию идеологической монополии федерального центра».


Рамзан Кадыров — суперзвезда

Склонность к игре на «чужом поле» глава Чечни проявлял уже давно, и его звёздным часом на федеральном уровне стали прошлогодние события на Украине. Жёсткие высказывания Кадырова в отношении новых киевских властей, появление чеченских добровольцев в Донбассе, участие руководителя республики в освобождении журналистов телеканала Lifenews — всё это сразу же становилось предметом внимания прессы и многочисленных комментаторов.

При этом Рамзан Кадыров — вольно или невольно — убивал двух зайцев: он не только заявлял о себе как о политике, шагнувшем далеко за пределы своего региона, но и объективно способствовал снижению градуса кавказо‑ и исламофобии в российском обществе. В самом деле, 2014 год обошёлся без серьёзных конфликтов на национально-религиозной почве, причём именно Кадыров воспринимался чуть ли не как главный проводник идеи «русского мира» среди кавказских народов.

«Можно сказать, что Кадыров выступал как больший патриот России, чем сами русские патриоты, и русским националистам первоначально было непонятно, как на это реагировать — особенно на фоне пассивной позиции Кремля по Новороссии, — рассуждает эксперт Института национальной стратегии исламовед Раис Сулейманов. — Нельзя сказать, что в результате Кадыров стал кумиром русских националистов, но предвзятое отношение к нему с их стороны было снято. Появилась даже какая-то симпатия к нему в среде русского национального политического движения. А в православной среде зазвучали порой даже чересчур хвалебные дифирамбы в адрес Кадырова».

«Чеченская» версия убийства Бориса Немцова только способствовала усилению подобных настроений. «Почитайте некоторые комментарии по поводу задержания подозреваемых: подозреваемые чеченцы у некоторых русских вызывают откровенное восхищение. Я был удивлён высказываниями, что это герои и что их уголовное преследование следует прекратить», — говорит Ринат Патеев, руководитель Центра исламоведческих исследований Академии наук Республики Татарстан.

С другой стороны, «чеченский след» в деле Немцова может стать и новым стимулом к кавказофобии. «Убийство Немцова условными "кадыровцами” многие русские национал-патриоты восприняли как очередное доказательство того, что глава Чечни выходит из-под контроля, переходит многие границы допустимого, — говорит Раис Сулейманов. — А в массовом сознании россиян чеченцы — это не рядовые граждане, а те, кто имеет привилегии в виде неприкосновенности, и в то же время они воспринимаются как боевое сословие. И чем больше будет расти степень безнаказанности или крайне слабого наказания за все правонарушения, от бытовых разборок до таких громких преступлений, как в случае с убийством Немцова, тем больше будет укрепляться это представление».

Как бы то ни было, публичная активность главы Чечни не могла не обеспокоить политическую элиту на федеральном уровне: влияние Рамзана Кадырова явно выходило за рамки и Северного Кавказа, и российского исламского сообщества, и собственно полномочий — писаных и неписаных — руководителя региона.

«С точки зрения внутренней политики Кадыров — уникальный персонаж, напоминающий о временах девяностых, когда каждый глава региона был или стремился стать политиком федерального уровня, — говорит Сергей Маркедонов. — В "нулевые” этот вектор сменился — губернаторам было предписано, грубо говоря, заниматься канализацией и бюджетниками, а также обеспечивать лояльность на выборах. Кадыров сам играл по этим правилам: можно вспомнить, что "Единая Россия” регулярно получала в Чечне больше 90 процентов голосов. Но в какой-то момент его публичная активность вышла далеко за пределы того, что позволено другим главам регионов, — аппетит приходит во время еды».

Стремительное превращение Рамзана Кадырова в «суперзвезду» российской политики вкупе с известными средствами, которые достались Чечне из федерального бюджета, быстро сформировали мощный раздражающий фактор и на региональном уровне. Шамиль Бено напоминает, что возможности Рамзана Кадырова вызывали ревность со стороны глав других регионов, прежде всего на Северном Кавказе. «Безусловно, версия о том, что перед нами попытка вбить клин между Кадыровым и Путиным или ограничить влияние Кадырова, имеет право на существование. Желающих насолить ему предостаточно», — считает чеченский эксперт.


Вопросы методологии

Ещё одной группой российской элиты, потенциально недовольной главой Чечни, вполне предсказуемо называют силовиков. «Они привыкли определять повестку в вопросах безопасности и вряд ли были в восторге от многих заявлений и действий главы Чечни», — поясняет Сергей Маркедонов. И здесь неизбежно возникает вопрос об эффективности тех чрезвычайных полномочий в борьбе с экстремизмом, которыми обладает Рамзан Кадыров в собственной республике.

На протяжении последних лет Кадыров намеренно — и вполне обоснованно — культивировал образ Чечни как самой безопасной республики Северного Кавказа, что, с одной стороны, оправдывало его известные антитеррористические методы, а с другой, позволяло претендовать на статус неформального лидера среди региональных глав СКФО. Кстати, в начале года на Северном Кавказе весьма активно муссировалась версия, что Рамзан Кадыров вскоре должен занять пост полпреда президента в округе, что формально зафиксировало бы его позицию «первого среди равных».

Однако в 2014 году, по мнению ряда наблюдателей, кадыровская система безопасности стала сбоить. Нападение боевиков на Грозный в прошлом декабре стало самым крупным за год терактом на Северном Кавказе, в то время как в соседних Дагестане и Ингушетии оперативная обстановка существенно улучшилась. По данным информагентства «Кавказский узел», давно ведущего собственный подсчёт жертв вооружённых конфликтов на Северном Кавказе, именно Чечня была единственным регионом СКФО, где эта статистика в прошлом году ухудшилась (117 убитых и раненых против 101 в 2013 году). Для сравнения, в Дагестане соответствующие цифры составили 293 и 641, в Ингушетии — 37 и 94.

С точностью этих подсчётов можно спорить, но в данном случае важно скорее то, что в Чечне и той же Ингушетии в борьбе с терроризмом на протяжении длительного времени используются принципиально разные методы. Можно, к примеру, вспомнить, что после декабрьских терактов в Грозном Рамзан Кадыров потребовал наказать родственников боевиков, и даже президенту Владимиру Путину в предновогоднем интервью пришлось намекнуть главе Чечни, что тот перегибает планку. Напротив, глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров с самого начала придерживается более мирных принципов в борьбе с экстремизмом, и не исключено, что это уже приносит долгосрочный результат.

Иными словами, события последних месяцев намекают на то, что сложившееся соотношение целей и средств в управлении Чечнёй подлежит если не пересмотру, то заметной корректировке. Объективные успехи, достигнутые в республике, неоспоримы, однако это не означает, что формула этих успехов задана навсегда. В то же время вряд ли назревшие изменения будут скоропалительными, как бы ни хотелось этого многим комментаторам. «При всём моём неоднозначном отношении к фигуре Рамзана Кадырова, не считаю, что Кремль в ближайшем будущем радикально пересмотрит систему управления в Чечне, — говорит Сергей Маркедонов. — Эта система создавалась не один год, и на вопрос о том, как из неё выходить, нельзя ответить в одночасье».