Дипломатическое убийство

Лев Пирогов о смерти Алексея Мозгового.


Алексей Мозговой, «Русский Че Гевара», один из тех, с чьим именем было связано понятие «Русская весна», убит.


Ещё раньше было уничтожено выражение «Русская весна». По принципу «люблю рассказывать о делах, которые удались», её велено называть Крымской.

Убит в результате третьего состоявшегося покушения. Сколько их было всего, и были ли покушения предотвращённые, сорванные, мы не знаем, но что-то подсказывает, что были. Такого человека нельзя не хотеть уничтожить. В нём всё было… так, как «не надо». Он был «нежелательным примером». Во всём.

Ну вот есть выражение «американская мечта», а он был русской мечтой.
Не учился военному делу, а стал почти генералом, и командовал своей бригадой успешно. «Это что значит? Что любой у нас может военным стать? Без лицензии, без патента, без разрешения государства? Без присяги, в конце концов?

И кого такой военный будет защищать?
Ка-а-кой народ?
От кого?!..
Уж не от тех ли, кому не присягнул, не доложил, не спросил разрешения?!»
Таких людей, конечно, быть не должно.

Вот его и не стало. С какой бы стороны, из какой такой «америки» ни пришла та диверсионная группа, что расстреляла джип Мозгового, полегчало кое-кому от его смерти больше по эту, чем по ту сторону «линии разграничения».

В истории давно уже ничего не бывает в первый раз. Смерть Алексея Мозгового напомнила мне смерть воеводы Скопина-Шуйского.
Это случилось, когда русского государства уже не существовало. Не было царя (правили поочерёдно все, кто хотел), не было столицы (сойдёт и любой военный лагерь, например, в Тушино), не было армии, ничего. Грабили и убивали друг друга все, кто хотел, в том числе русские – русских. Наёмники грабили и убивали тех, для защиты кого их наняли. Жестокость стала рутиной. Женщин начиняли порохом, вставляли фитиль и взрывали – это было забавно. Детей заживо жарили в печках. Четырёхлетнего «ворёнка», сына Марины Мнишек, официально приговорили к смерти и повесили. Представьте, как выглядела казнь четырёхлетки.

Хлеб не сеяли. В храмах не служили. России больше не было. Но оставались люди - русский народ, потому что народ - штука неповоротливая, инертная, медленно на всё реагирует, в том числе на исчезновение государства.

Известно, что «спасителями отечества» стали в 1612 году князь Пожарский и купец Минин. Однако не известно, что это могло произойти на два года раньше, в 1610-м. Молодой воевода Скопин-Шуйский разогнал наёмников, сам собрал и обучил армию и прошёл с неё по стране от победы к победе. Скопину-Шуйскому в этой войне не мог противостоять никто. Армии местных князьков превращались в пыль, польские гусары валились как снопы, встряхнув перьями, и только запорожские козаки остались, как обычно, непобедимы, потому что, прослышав о приближении Скоина-Шуйского, смазывали пятки салом ещё дня за три.

В начале 1610 года он освободил Москву и собирался идти освобождать Смоленск… но был отравлен московскими боярами, которых, как обычно, волновал «баланс сил». Война, голод, казни и людоедство, захваты поляками Москвы продолжились и продолжались ещё два полных года.

Зато это «дипломатическое убийство» позволило сохранить нечто гораздо более важное, чем человеческие жизни и души, оно позволило сохранить «баланс сил».

Памятник Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому в Москве не стоит.

«А за что?»

Чему нас учит его смерть? Тому, что, освобождая Москву, нужно сначала делать со всеми её «родовитыми людьми» всё то, что обычно делали в ту войну. А потом уже принимать поздравительные чаши из рук.

Чему учит смерть Алексея Борисовича Мозгового, я пока не знаю. И не уверен, хочу ли знать. Честно говоря, мне даже страшно об этом подумать.