НАТО меняет правила игры

Сможет ли Украина получить членство в альянсе, ведя войну в Донбассе? Запад не собирается учитывать мнение России в вопросе вступления Украины в НАТО. Фактически именно об этом заявил генсек альянса Йенс Столтенберг в интервью «Новой газете», когда речь зашла о перспективах интеграции стран постсоветского пространства в евроатлантические военные структуры.


В частности, он дал понять, что наличие нерешенных территориальных споров и конфликтов не помешают альянсу при желании принять в свой состав Грузию и Украину.


По словам Столтенберга, «когда речь идет о расширении НАТО, важнейшим принципом является то, что каждая страна имеет право сама выбирать свой путь. Этот принцип закреплен в Хельсинкском заключительном акте и многих других международных документах, которые в числе прочих подписала и Россия». Соответственно, если заявку на вступление в НАТО подаст Украина, эта заявка будет рассмотрена «в том же порядке, что и другие». А дальше, как выразился генсек, «вступает в силу демократический процесс коллективного решения членов альянса». При этом он акцентировал, что «ни у кого извне нет ни права вмешиваться в этот процесс, ни права вето».

Если это не попытка в очередной раз указать России на то, что ее позиция здесь никого не интересует, то что?

В то же время месседж Столтенберга не вполне укладывается в контекст того, что еще совсем недавно заявляли высокопоставленные представители стран-членов НАТО. В частности, глава МИД Польши Гжегож Схетына, по мнению которого разговоры о членстве Украины в Североатлантическом союзе не являются актуальными, поскольку они дополнительно усложнили бы ситуацию в Европе.

Может, тогда слова Столтенберга стоит воспринимать исключительно в логике «поединка нервов»? Или же в НАТО, действительно, готовы пересмотреть собственные правила игры?

Прокомментировать ситуацию мы попросили завотделом европейской безопасности Института Европы РАН, профессора МГИМО Дмитрия Данилова:

- На самом деле, еще на Бухарестском саммите НАТО в 2008 году, делались заявления (особенно, со стороны Соединенных Штатов Америки) о том, что территориальные споры не будут серьезным препятствием для предоставления плана по членству для вступления в НАТО. На тот момент это, в частности, касалось Грузии. И в этом отношении ничего сегодня не изменилось.

Вопрос не в этом, а в том, в каком статусе – потенциально - могли бы быть приняты государства, на территории которых существуют конфликты и «непризнанные территории». Если НАТО берет курс на интеграцию Грузии или Украины, то, тем самым, они получают среди своих членов страну, где юридически существуют непризнанные территории, находящиеся под оккупацией. Напомню, что и в Грузии, и в Украине, соответственно, приняты законы о «временно оккупированных территориях». Таким образом, принимая в блок подобные проблемные государства, НАТО получает на своей территории конфликты, на которые альянс должен реагировать в соответствии с 5-й статьей Устава организации. То есть, потенциальные члены, у которых по их законодательству существуют «оккупированные территории», могут апеллировать к альянсу с точки зрения военного ответа на действия «агрессора».

Поэтому все это достаточно проблематично. Фактически это означает для НАТО ситуацию, когда нужно будет отвечать на вопрос: начинать войну или не начинать? Иными словами, нужно будет признать официально агрессию, и тогда, в соответствии с запросом новых членов, планировать определенные действия по противодействию этой агрессии.

— Насколько вероятным является именно такой сценарий?

- Я не вижу возможности, на самом деле, для такого развития событий, если мы говорим в парадигме нормальных международных отношений. Даже в кризисных условиях. Если мыслить категориями Третьей мировой войны, тогда об этом можно рассуждать. Но мне кажется, существуют определенные рамки допущения, и это вряд ли возможно.

Есть другая возможность – принимать эти государства, отказываясь от этих так называемых «временных оккупированных территорий». Но тогда западные страны, так же, как они признали независимость Косово, должны будут признать и независимость других территорий. Я имею в виду Абхазию, Южную Осетию. А также, что Крым - это Россия.

Но пока все это достаточно далеко от практической политики.

Что до политической риторики, то она понятна. Со стороны Запада и НАТО, в том числе, звучат совершенно четкие объяснения того, что политика «открытых дверей» по вступлению в Североатлантический военный союз продолжает работать. Что решение Бухарестского саммита о том, что Грузия и Украина станут членами НАТО, по-прежнему остается актуальным.

Более того, страны-члены альянса уже готовы работать с Украиной и Грузией (а также и с другими государствами постсоветского пространства) на основе углубления практического партнерства и политического взаимодействия.

— Что имеется в виду?

- Речь идет о том, чтобы – вне зависимости от участия или неучастия в НАТО – эти страны получали достаточно импульсов со стороны Брюсселя и шли по пути практического сближения со стандартами альянса, включая все измерения. Это и реформирование вооружённых сил. И система учебной и боевой подготовки армии. И политическая ориентация, естественно. И это, в конце концов, военно-техническое сотрудничество.

Поэтому, демонстрируя свою решимость, Столтенберг, поощряет сближение Украины и Грузии (а, может быть, и других государств постсоветского пространства) с Североатлантическим альянсом. И в данном случае ничего нового не происходит.

Что касается реакции Москвы, то здесь, конечно, произошли изменения. Если в 2008 году ПДЧ для Украины и Грузии не дали…

— Речь идет о плане действий по членству в НАТО?

- Да. Это еще не членство, но очень серьезный шаг на пути вступления в блок. На Бухарестском саммите его не сделали, несмотря на колоссальное массированное давление со стороны уходящей администрации Буша-младшего. Форматно это, конечно, объяснялось неготовностью Украины и Грузии. А на самом деле (и это звучало в политических заявлениях, в частности, из Франции и Германии) речь шла о необходимости принимать во внимание связанные с этим озабоченности Москвы. Международная политика требует диалога с партнером. И в частности, по принципиальным вопросам, связанным с проблемами национальной безопасности.

Сейчас эта тема фактически не звучит. И это беспокоит.

— Почему?

- Потому что озабоченности Москвы не только не сняты, они стали в условиях кризиса – причем, не украинского кризиса, а кризиса европейской системы безопасности – намного более серьезными и весомыми. Необходимо воздерживаться от шагов, которые повышают риски «сваливания» к ситуации новой конфронтации. И поэтому, когда речь заходит об ускорении процесса интеграции постсоветских государств в НАТО, то в нынешних условиях это нельзя рассматривать вне кризисного контекста.

В данном случае речь не о том, вступят Грузия или Украина в НАТО или не вступят. Подобные заявления заставляют Россию мыслить категориями виртуального членства. То есть, вести свою политику, исходя из понимания того, что эти страны в любом случае сближаются с НАТО, в том числе и в оперативном плане, и в военном плане. Причем, в условиях, когда между Россией и Западом, Россией и НАТО существует достаточно серьезный конфликт интересов.

А в данном случае дело не только в конфликте интересов, но и в военно-политическом измерении этого конфликта. Поэтому все подобные заявления и «поощрения» в адрес Грузии или Украины, неизбежно осложняют ситуацию.

— Но Столтенберг не может этого не понимать. Или цель его откровений как раз в этом?

- Понятно, что Столтенберг не является самостоятельным политиком. Он не может формулировать политику альянса, оторванную от консенсусных решений стран-членов. В данном случае он интерпретирует эти решения, высказывает свою личную точку зрения. Для того, чтобы идти по пути интеграции, странам НАТО необходимо договориться между собой. Конечно, при участии генерального секретаря, который является как бы «главным менеджером» в этой организации.

Тем не менее, речь идет о том, кто согласится и кто не согласится? В 2008 году США затратили большой политический капитал на то, чтобы убедить европейских партнеров поддержать идею членства для Украины и Грузии. Это не удалось…

Готов ли в нынешней ситуации Вашингтон, тем более, уходящая администрация Обамы, повторять подобные попытки? Я думаю, что вряд ли на весах американской политики связанные с этим риски были бы оценены, как незначительные. Вряд ли США готовы пойти (по крайней мере, в ближайшие пару лет) по этому пути.

Тот же Столтенберг, кстати, в свое время дал понять Украине, что подача заявки на членство в НАТО с ее стороны была бы не только преждевременной, но и контрпродуктивной.

Поэтому, не имея предварительного политического согласия на подобную перспективу, вряд ли стоит оценивать ее как практическую политику НАТО. Это политическая тактика в «игре» Запад – Россия – Украина. Адресатов у подобных заявлений много. С одной стороны, это Москва. С другой стороны – это Киев, Тбилиси и другие постсоветские страны. Это и западная общественность. Объяснений можно найти много.

Но еще раз подчеркну, что вряд ли речь идет о каких-то серьезных сдвигах в практической политике НАТО.