Деньги имеют значение

Почему в мире сокращаются валютные резервы?


С августа 2014 года по март 2015 года совокупные золотовалютные резервы (ЗВР) в мире снизились с 12 трлн долларов США до 11,6 триллиона.


Вопрос о роли монетарной политики (и роли денег вообще) в обеспечении экономического роста и социального развития мира вообще и развивающихся стран, в частности, уже долгое время остается дискуссионным. В пылу полемики крайние кейнсианцы утверждали, что «деньги не имеют значения», на что крайние монетаристы им отвечали, что «только деньги и имеют значение». Однако, начиная с 90-х годов, в экономическом мейнстриме мы наблюдаем глобальное доминирование либеральной школы, ставшей основой «вашингтонского консенсуса». Остроумный норвежский экономист Эрик Райнерт подметил, что «Богатые страны склонны навязывать бедным странам теории, которым они сами никогда не следовали и скорее всего никогда не последуют». И, видимо, рациональная кредитно-денежная политика должна использовать оба подхода, не уходя в крайность «безумного монетаризма», проповедуемого апологетами МВФ.

Либеральные экономисты и безграмотные экономические журналисты любят рассуждать о золотовалютных резервах, как показателях чего-то важного и чего-то хорошего — чем больше ЗВР, думают они, тем лучше. При расчете этих резервов учитываются золото, доллары США, евро, фунты и йены, расчетная валюта МВФ, известная как «специальные права заимствования», а также высоколиквидные активы, вроде краткосрочных казначейских бондов правительства США. Совокупно ЗВР всех стран мира в августе 2014 года составляли 12 триллионов долларов — сумма немаленькая даже по меркам Ага-Хана, султана Брунея, Билла Гейтса или семейки Ротшильдов.

Для понимания происходящего важно, что почти две трети этой будящей воображение даже у сухого бухгалтера суммы приходится на развивающиеся страны, начавшие наращивать свои ЗВР после азиатского финансового кризиса конца девяностых годов (совпавшего с доведением российскими либералами нашей страны до дефолта). Именно благодаря новым экономикам совокупный объем ЗВР всех стран мира за десятилетие с 2004 по 2014 годы вырос, считай, пятикратно.

Но тенденция начинает меняться — и это может оказаться судьбоносным для всего мира. Уже к марту этого года совокупные ЗВР сократились до 11,6 триллиона долларов США, и тенденция продолжает усиливаться, представляя собой тенденцию, которая имеет очень серьезные последствия для глобальной капиталистической экономики. Ценовой эффект, вызванный тем, что ряд стран, включая и Россию, держит заметную часть своих ЗВР в евро, а курс валюты объединенной Европы начал падать по отношению к американским денежным знакам объясняет только часть видимого спада резервов. Кроме того, как пишет широкоизвестный у себя в стране отличный индийский экономист Прабат Патнаик в еженедельнике Компартии Индии (марксистской) «Народная демократия», падение стоимости евро и других резервных валют в пересчете на доллары и само по себе порождается тем же фактором, который должен объяснять снижение ЗВР.

Существуют два направления интерпретации глобального падения совокупных валютных резервов (ВР) — одно связано с динамикой движения мировых денежных потоков — как результат изменения глобального товарооборота, направлений инвестиций и международных расчетов; а второе связано со статикой, с состоянием, с формой хранения неиспользуемых денежных средств в виде ВР.

Для простоты обсуждения Патнаик предлагает модель, в которой существует только два актора: страна-эмитент резервной валюты и «все остальные». В таком мире есть только два базовых элемента, ведущих к увеличению совокупных валютных резервов. Первый — если эмитент имеет постоянный дефицит в своем балансе платежей, который он покрывает векселями разного рода (бонды США, например), проявляющихся для «всех остальных» в виде увеличения валютных резервов.

И в самом деле, США испытывает хронический дефицит текущего счета баланса платежей, который способствовал росту мировых валютных резервов. Но недавно начавшееся снижение мировых валютных резервов не может быть объяснено этим фактором, у США вовсе не образовалось неожиданного профицита текущего счета. Иными словами, объяснение сокращения ВР влиянием факторов международной торговли или динамики текущих счетов просто не работает в нашем случае.

Тогда, — предполагает Патнаик, — работает второй фактор изменения ВР — изменения в валютных позициях частного капитала. В самом деле, если богатеи, держащие свои капиталы на счетах и депозитах в национальных банках в долларах вдруг решат их перевести в национальные валюты, продав по фиксированным курсам своим центральным банкам, то это приведет к занятной статистической флуктуации — автоматическому росту ВР — так как частные деньги в иностранной валюте не учитываются в ЗВР, а те же доллары у ЦБ — учитываются. И наоборот, если частный капитал решит держать свои свободные деньги на счетах в резервной валюте, то совокупные ВР упадут.

И тогда это «внезапное» снижение мировых валютных резервов становится понятным — оно является проявлением выбора агрегатного мирового частного непроизводственного капитала. Иными словами, это не результат глобального перетока денежных средств, отражающего те или иные реалии международных экономических отношений, а только формы их хранения, мало влияющей на собственно экономическое развитие.

Рантье по всему миру вновь начали переводить свои свободные средства в долларовые активы, поменяв существовавшую десятилетие тенденцию перетока капитала в более быстро развивающиеся национальные экономики. В Индии, — рассказывает Патнаик, — это особенно хорошо известно: страна долгое время имела прирост ВР в условиях дефицита по международным текущим счетам (тогда как не менее быстро развивавшийся народный Китай имел устойчивый профицит). Это было связано с притоком в индийскую экономику капиталов иностранных институциональных инвесторов (FII), привлеченных высокой доходностью индийских ценных бумаг.

Но эти времена закончились — началась миграция финансового частного капитала обратно в США. И этот сдвиг в структуре частных денежных потоков объясняет очень многое — от снижения мировых валютных резервов до роста курса доллара по отношению к другим основным мировым валютам, мучений евро, лопнувших «пузырей» стоимости активов в Китае, Индии и других странах. Но возникает вопрос: почему они стекаются в именно Соединенные Штаты?

В кейнсианской экономической модели денежно-кредитная политика занимает подчиненное место по отношению к налогово-бюджетной, играющей главную роль в создании совокупного эффективного спроса. Изменение в предложении денег в этой парадигме влияет на экономику опосредованно множеством элементов, плохо поддающихся контролю и управлению. Таким образом, решение о политике «дорогих денег» или политике «дешевых денег» принимается на основе политической воли, а не исходя из монетаристских расчетов.

И Патнаик видит причину ухода частного капитала из Индии и из всего остального мира на американские финансовые рынки именно в монетарной политике США. Этот вывод может показаться однобоким, но никак не беспочвенным: завершение ФРС США политики «количественного смягчения», когда на финансовые рынки вкачивались огромные средства, что приводило к близким к нулю ставкам не только по краткосрочным бондам, но и по долгосрочным казначейским обязательствам, стимулируя странствия частных долларов по всему миру в поисках прибыльных мест приложения, породило ожидания частного капитала на возвращение прибыльности пассивных финансовых операций в Северной Америке.

Знаменитый французский экономист египетского происхождения Самир Амин в этой связи говорил, что «капитал может заходить в страну и выходить из нее свободно, без ограничений — в этом и состоит идеал неолиберализма, аргумент которого — если вы контролируете потоки капитала, он не придет. Однако исторический опыт доказывает прямо противоположное». Причем возвращение американских зеленых бумажек на родину является и причиной, и следствием изменений американской монетарной политики. Например, финансовые пузыри от того-то и пузыри, что носят самоусиливающийся характер — как только пузырь начинает надуваться, то рост цен на активы усиливает и ускоряет последующий рост, но верно и обратное: если они сдуваются по какой-либо причине, то сам по себе этот коллапс становится еще самоусиливающимся.

Обещаемый ФРС рост процентных ставок в США, например, вызывает начальный отток средств из, скажем, индийского фондового рынка, замедляя имевшийся ранее рост цен на акции. А это, в свою очередь, стимулирует дальнейший вывод средств из фондового рынка в Мумбае для инвестиций в США, который затем вызывает дальнейшее снижение цен на акции, и так далее. Резкое падение цен на активы в Индии и Китае было и причиной, и следствием миграции частного спекулятивного капитала в США.

Проблема в том, что это переток еще больше усугубит глобальный кризис. В рамках современного экономического мейнстрима можно было бы допустить, что, поскольку курс других валют по отношению к доллару снижается, это поможет этим странам расширить реальный экспорт, но, даже оставаясь в рамках неолиберальной парадигмы, нельзя не прийти к выводу, что, так как это связано исключительно со сферой финансовых спекуляций и монетарной политики США, в этой ситуации не произойдет увеличения совокупного мирового спроса. Вообще, подчеркивает Самир Амин, — важно, что «не обеспечивается устойчивое экономическое развитие. Проблема в том, что она создает растущий дисбаланс между глобальным предложением и глобальным спросом».

Кроме того, — утверждает Патнаик, — задолго до того, как последствия любого такого обесценивания валюты дадут о себе знать, отток спекулятивного капитала, стимулированный падением национальных финансовых рынков (и в ожиданиями дальнейшего падения) может стать доминирующей тенденцией, ведущей страны к острому финансовому кризису. В целях его предотвращения власти будут принимать меры сдерживания, не только в области налогово-бюджетной политики, где меры «жесткой экономии» и так свирепствует, но и в денежно-кредитной сфере, где будут резко повышать учетные ставки, чтобы предотвратить отток средств. Не это ли мы наблюдали во время последнего острого кризиса, вызванного санкциями, в России?

Снижение курса валюты, в отличие от того, в чем нас пытается убедить экономическая теория, ведет таким образом к сокращению экономики и снижению уровня жизни людей. «В 1820-е годы, — язвительно отмечает Ранерт, — один из членов палаты представителей сказал, что теории Давида Рикардо, как и многие другие английские продукты, были, похоже, созданы исключительно «на экспорт». Поэтому американский афоризм 1820-х годов «Следуй не совету англичан, но их примеру» сегодня может прозвучать так: «Следуй не совету американцев, но их примеру».

Важно то, что, учитывая глобальный характер современной экономики, тот небольшой позитивный эффект, который получат США от изменения политики ФРС, снивелируется увеличением процентных ставок по всему миру, что, снижая совокупный спрос, приведет только к усилению мировой рецессии. При этом вашингтонский консенсус фактически запрещает налогово-бюджетные способы стимулирования экономики. Мировая экономика едина, и, по Патнаику, получается, что «в современную эпоху «жесткой экономии» нет компенсирующих факторов против вызванной этим рецессии».

Но раз так, почему же хозяева жизни все-таки принимают такую экономическую политику? Многие это соотносят с влиянием мозговых центров Республиканской партии США, приписывая ведущую к глобальной депрессии экономическую политику глупости и предрассудкам ее представителей. Но это было бы слишком простым, да и несправедливым (врага нужно уважать, особенно пока еще победоносного врага — иначе не победить!) объяснением.

За идеологами монетарной политики стоят очень мощные социальные силы. Дело в том, что с огромной концентрацией финансового капитала, часто именуемой «финансиализацией», влияние непроизводительного, денежного капитала, политическая мощь рантье возросла до степени, беспрецедентной за всю историю капитализма, а с ним вырос и страх инфляции, которая валит «реальную» стоимость денег и всех финансовых активов, выраженных в денежном выражении. Скопированное с западных скверных калек целеполагание Банка России, «таргетирование инфляции», «целевой уровень инфляции» само по себе является отражением этого.

Можно ли спастись от кризиса, накачав экономику финансовой ликвидностью? Вопрос спорный, но в условиях, когда набор инструментов российских монетарных властей очень ограничен, стоит попробовать, по крайней мере, не запрещать себе этих попыток априори. Тем более что угроза новой волны глобального кризиса остается актуальной. И санкции против России никто пока не отменяет.