«Правый сектор» спровоцировал рост сепаратизма в венгерской колыбели Украины

Вызвав сначала войну местных элит в Закарпатье, а затем и полноценный кризис власти в стране, «Правый сектор», похоже, запустил крайне неприятные процессы в регионе, чисто географически отделенном от остальной, «континентальной» Украины. И все бы ничего (мало ли что нынешняя украинская власть делает плохо), но официальный Киев, принимая сейчас жесткие решения по ситуации, все сильнее обособляет и без того не имеющий культурных связей с Украиной регион. «Лента.ру» оценила ход операции и перспективы развития событий вокруг Мукачево.


Оргвыводы


Никакого широко разрекламированного «похода» радикалов запрещенной в России экстремистской организации «Правый сектор» («ПС») на Киев и против сил министерства внутренних дел ожидаемо не случилось. С линии фронта в пожарном порядке вместо обещанных 15-ти выдвинулся только один батальон под командованием бойца с позывным «Черный». Не стали чем-то значимым и анонсированные «массовые акции протеста» экстремистов, ограничившиеся небольшими пикетами в нескольких городах Украины.

Только на основании этого можно сделать вывод о реальной управляемости в структурах Дмитрия Яроша и его влиянии на возглавляемую им организацию. Ни одну анонсированную акцию ПС так и не довел до конца, — вокруг Киева не появились блокпосты, перевалы в Карпатах не захвачены, а Банковую улицу (где расположена администрация президента) радикалам так и не удалось блокировать. Шум оказался исключительно информационным, и опасной ситуация выглядела только по одной причине — в противостоянии крайне странно повели себя киевские власти.

Первое, что бросилось в глаза, — это полное отсутствие по ходу операции президента Петра Порошенко, который объявился с ценными указаниями только к развязке всей этой истории. Высокие чины МВД, в том числе министр Арсен Аваков, также не сильно засветились в принуждении экстремистов к миру, если не считать работу, которую глава силового ведомства проводил в социальной сети Facebook. Не слишком активно, учитывая сложность обстановки, действовали руководители службы безопасности Украины и министерства обороны (последнее вообще происходящего постаралось не заметить, деликатно предоставив разборки коллегам из правоохранительных органов).

В итоге слабость продемонстрировали все стороны конфликта, — Ярош не сумел выторговать себе политических условий, защищая «своих», а Киев не воспользовался возможностью устранить опасного конкурента, нарушающего монополию государства на насилие. Позиция лидера «Правого сектора» в целом понятна: Ярош попросту решил не идти на обострение. Можно предположить, что глава ПС прекрасно помнит об отношении украинских военных к бойцам добровольческих батальонов. Любая попытка массового ухода экстремистских подразделений с линии фронта привела бы только к одному — блокированию и уничтожению батальонов ПС. Однажды нечто подобное уже случилось, когда украинская артиллерия накрывала позиции добровольческих батальонов, чтобы привести в чувство наиболее буйных бойцов. И если бы в районе боевых действий на юго-востоке Украины возникло некое движение, гарантий боевым единицам ПС никто бы не дал. Поэтому даже в Ужгород защищать своих сторонников Ярош приехал вовсе не «на броневике», а с шестью охранниками, что несколько снижало статус переговоров.

А вот дать сколько-нибудь внятное объяснение слабости и медлительности Киева пока не представляется возможным. Очевидно, что его неповоротливость не была связана с попыткой оценить обстановку с помощью аналитического ресурса. Большинство последовавших за эскалацией конфликта со стороны «Правого сектора» решений украинской власти прямо указывали на полное отсутствие аналитического сопровождения. Чиновники и силовики ориентировались исключительно на оперативную обстановку, так и не выдвинув никаких тактических и уж тем более стратегических предложений даже к понедельнику. Разбирать проблемы по мере их поступления — тактика похвальная, но в данном случае власть на Украине упустила шанс избавиться от неподконтрольных боевиков — даже ставшие инициаторами громкой перестрелки в Мукачево бойцы «Правого сектора» избежали наказания за убийства силовиков, растворившись в Карпатах. «Правому сектору» повезло — будь на месте официального Киева политики жестче и умнее, репрессии бы не заставили себя ждать. Киеву вполне могло хватить ресурса для того, чтобы блокировать боевые подразделения корпуса в районе линии соприкосновения и обезглавить большую часть городских и политических ячеек организации.

Особстатья

Закарпатье всегда было особым, какая бы внешняя власть его ни удерживала. В 1945 году регион был затянут в Советский Союз и включен в состав УССР, но еще пару лет населенные пункты перемещались из одной страны в другую. В основном обмену подлежали некоторые словацкие села, которые переходили обратно в Чехословакию. При этом побежденной Венгрии уступок в Союзе не делали.

По итогам объективных исторических процессов в составе Украины оказался регион, который никогда ничем не был с ней связан, этнически, культурно и даже лингвистически не имевший в истории Европы никакого отношения к Украине и украинцам. Закарпатье в СССР внешне ассоциировалось с Западной Украиной исключительно из-за географического положения, но на деле там существовало что-то вроде неформальной культурной автономии. Например, в городе Берегово — моноэтническом венгерском анклаве — и в советские времена не было ни одной вывески даже на русском языке.

Ужгород и особенно Мукачево — корневые для венгерского национального самосознания места. К примеру, Мукачево считается родовым владением семейства Ракоци, князей Трансильвании, выдающихся деятелей антиосманской борьбы, а затем и противостояния с Габсбургами. Сам замок Ракоци — крепость Паланок — возвышается на горе, до недавнего момента был музеем. В последнее время его, как и поселок Шенборн (бывшие владения Габсбургов), едва не приватизировали братья Балоги — неформальные хозяева региона.

Знающие статистику могут возразить, что венгров в области по последней переписи примерно 12-13 процентов, а почти 80 процентов жителей региона считают себя украинцами. Однако не стоит обманываться — это результат проводимой на протяжении последних десятилетий политики украинизации. Многие венгры предпочли уехать в сторону Будапешта, а остальные записывались украинцами или немного переделывали фамилию. Ровно так поступило и семейство неформального хозяина области, творчески переработавшее свою фамилию из «устаревшего» Balogh в современную «Балога». К слову, в результате этих процессов социально активные венгры составляют очень серьезную группу в украинской политике. Помимо братьев Балога, можно вспомнить ныне опального олигарха Дмитрия Фирташа, бывшего начальника СБУ Закарпатья Михаила Феледеша, бывшего министра обороны Валерия Гелетея. Их немало в разведке и технически сложных родах войск, например в военно-воздушных.

Но не только венгерский вопрос отделяет Закарпатье от остальной Украины. Население региона вне зависимости от национальности исторически неприязненно относится к выходцам из Галиции, не очень понимая «украинства» напоказ. Даже закарпатские украинцы говорят практически на другом языке, радикально отличном от «галицийской мовы» за счет множества венгерских и словацких слов. «Варош» вместо «мiста» (город), «корхаз» вместо «лiкарнi» (больница) — киевлянин или львовянин просто не поймет речь уроженца Закарпатья. На бытовом, подсознательном уровне Закарпатье всегда оберегало себя от вторжения из-за гор. Даже русинское движение, похожее на клуб по интересам, было формой обособления от Киева и Львова.

Активно навязываемый украинский вектор до последнего времени вызывал в регионе лишь тихое раздражение. Даже явное засилие униатских церквей с сильным католическим элементом не производило крупных скандалов, как на Волыни, например. За все годы независимости Украины регион просто постепенно замыкался в себе, приобретая характер своеобразного перевалочного пункта на пути в Европу, «не совсем Украины».

Венгерский крен

Да, действительно, до трети населения Закарпатья живет за счет контрабанды — в первую очередь сигарет. Фура с таким грузом, благополучно доехавшая до Италии, приносила ее владельцам почти полмиллиона евро чистыми (после раздачи всех взяток). Вокруг Мукачево и Берегово росли, мягко скажем, элитные поселки, чьи обитатели еще совсем недавно занимались исключительно садоводством.

Эта идиллия тщательно охранялась от посторонних, чему способствовала жесткая семейственность. Основные региональные фамилии давно породнились друг с другом (например, Балоги и Гелетеи). Разрастание горизонтальных родственных связей позволяло гораздо лучше все контролировать и избегать конфликтов в бизнесе. Особняком держались криминальные авторитеты старой закалки, сделавшие себе «имена» еще в 90-е. Из всех них остался в живых только Михаил Ланьо — как и Балога, венгр и народный депутат. Ряд знающих людей высказывают на украинских сайтах предположение, что Ланьо располагает самостоятельными контрабандными каналами и этим очень сильно раздражает местные «правящие семьи» (согласно некоторым предположениям — как раз связку Балога-Гелетеи), которых в 90-е годы прошлого века сам же и «крышевал».

Этот тихий конфликт, как только позволила политическая ситуация, и вылился в открытое противостояние. Ланьо первым поспешил обвинить семью Балога в том, что те финансируют «Правый сектор» в Закарпатье. Если учесть, что бойцы радикальной организации приехали разговаривать именно с Ланьо о переделе рынка контрабанды, круг ответственных за дестабилизацию лиц вырисовывается крайне занятный.

Получается, что «Правый сектор», вместо того чтобы договариваться, ввязался в конфликт местных элит, спровоцировав очевидный передел рынка — киевские власти уже заявили о жестких последствиях, в том числе об увольнении всего состава местной таможни. А если границу не будут контролировать местные, снимать с нее сливки начнут киевские «варяги», что неизбежно и быстро приведет к формированию некоей политической силы в регионе, которая потребует ограничения влияния Киева и тем более Львова на самобытный мир Закарпатья. И если буквально до вчерашнего дня жителей региона в основном волновала проблема резкого роста изнасилований, в чем обвиняли цыганское население, то уже сейчас местные газеты и интернет-пространство заполнены призывами (пока, правда, мягкими) не допустить проникновения в регион «чужих», мешающих спокойно жить по-прежнему.

Кстати, в Венгрии события в Мукачево вызвали форменную истерику. Усиление границы с Украиной — мера, конечно, больше демонстративная. Куда важнее идейный настрой Будапешта, готового костьми лечь, но не допустить притока на свою территорию украинских беженцев, а не этнических венгров Закарпатья, у которых и так давно есть паспорта Венгерской республики.

Кроме того, есть все основания полагать, что между венгерскими и украинскими спецслужбами существовала негласная договоренность: Киев не вмешивается в дела Закарпатья, в первую очередь венгерской общины, а Будапешт не вдается в подробности внутриполитических игр в Киеве. Венгрия крайне болезненно воспринимает все, что связано с диаспорой, венгры вообще трепетно относятся к собственному национальному возрождению. Это чувство значительно усиливается ущемлением национальной гордости, вызванным потерей Трансильвании, части придунайской Словакии и все того же Закарпатья.

Конфликт в Мукачево приведет к тому, что Венгрия перестанет рассматривать Закарпатье как стабильный регион для проживания своей диаспоры и начнет исподволь поддерживать региональный сепаратизм. Да и сами местные, если даже абстрагироваться от ущемления Киевом интересов региональной элиты, очень сильно напуганы активностью «Правого сектора» и последствиями для обычных людей ссоры между влиятельными кланами.

Можно рассматривать конфликт в Мукачево как эпизод гангстерских войн, как элемент внутриполитических игр на Украине в целом, как элемент противостояния региона и не готовой к реформам унитарной власти. Но уже сейчас можно сказать, что так просто это все не «рассосется», хотя никакого открытого противостояния в ближайшие недели может и не случиться.

Конфликт даст о себе знать обязательно. И разрушительно.