Восстание крымчан

Помните тот день?


Live с площади Симферополя: две толпы, закрученные в тяжелый водоворот, флаг на флаг, крик на крик, кастет на кулак, проворные разбойники в черных кожанках выхватывают, ломают, рвут трехцветные флаги. Тогда я, может быть, впервые почувствовал этот флаг своим. Тогда в столкновении погибло двое русских (но кто-то предпочел не заметить).


Тем вечером у подъезда сосед сказал, сильно морща лоб, так что брови у него поднялись, как две водоросли на волнах:

— Серега, а ведь сейчас… Такая возможность!

— Крым… — мгновенно понял я.

…И вот — Крым февраля 2014-го.

Во всех отелях и кафешках прильнули к телевизорам: Янукович с невинной физиономией пупса путался в запоздалых оправданиях — каждую его фразу встречали проклятьями и матом. И у всех одно и то же: «Хоть бы Россия нас забрала!».

Помню на ночной улице прохожего в трениках, крикнувшего в небо нечто бодрое и метафизическое, что сводилось к суворовской формуле: «Я русский, какой восторг!». Наверно, он копил в себе это давно.

Через минуту мимо прогрохотал одинокий БТР…

Ветреный рассвет. Дымные костры, дрова, ружья, насупленные казаки в черных папахах с красным верхом, и камуфляжный пацан с автоматом за спиной, немо застывший в сторонке, как изваяние, вокруг которого все и двигались — тот самый «вежливый человек». Обжигающий чай, налитый из котелка, и в потоках дыма на пригорке два флага: андреевский и красный, трепещущие рядом, в чем была известная диалектика истории, поскольку все происходило на Перекопе…

Симферопольское утро: мужики с серебристыми щитами, окружившие здание СБУ, неброско одетые, с напряженными лицами и светящимися от бессонницы глазами.

Днем на шоссе под горой — заслон из груды камней и фанерных листов плакатов, беглый досмотр как повод обняться. А вот уже и Севастополь, город, где, по выражению Льва Толстого, кровь быстрее обращается в жилах.

Вечер. Площадь Нахимова с бронзовым молодцеватым адмиралом, местами темная, местами освещенная, заполненная людьми, которые все прибывают — семьями… Несколькими часами ранее была стрельба на море. В толпе там и тут начинается, обрывается и опять продолжается кричалка из одного слова. Слово это кричат сами по себе, по своему хотению то одни, то другие. Как будто оно что-то меняет — слово «Россия» — в составе воздуха, в небе, в море, в погоде. Ощутимо потеплело. Пышная женщина со слезами, текущими по круглым щекам, просительно складывает маленькие ручки: «Мальчишки, кричите громче! Рос-си-я!»

Тень истории наползает с моря, и покрывает народ. Вокруг гулко, как в огромной морской раковине.

Это уже перелом…

На краю той почти победной, полупраздничной толпы меня познакомили с непрерывно курившим юношей Костей, в котором было что-то долговязо-насекомье-хипстерское, может быть, из-за очков в черной оправе. Обстоятельно и иронично он рассказал, что в его Севастополе, как и в случае любой «площади», все началось с социальных сетей. Он создал кружок для умников, изучающих историю города, из чего возникла группа ВКонтакте — да, он шарит в сетях, и может собрать в одном месте немало людей, заряженных русской солидарностью. Об этом прознали, и когда в Киеве стало припекать, на Костю вышла местная «Партия регионов», чтобы он отмобилизовал им публику на площадь. Юноша бросил клич в своей группе, свистнул в других группах, пошли перепосты и лайки… И люди явились. Но на площади вместо флагов «Партии регионов» (Как они, кстати, выглядели? Синенькие. Да кому это теперь интересно…) получали трехцветные флаги России. И охотно их принимали. Он знал, что час придет, и вопреки ворчанию домашних хранил в комнате в мешках множество триколоров, пошитых за свой счет. «Шо ты творишь? — вопили на Костю организаторы. — Мы на Украине!» А он иронично курил в сторонке. Сейчас он тоже курил в сторонке, когда все удалось, не рассчитывая ни на какие награды, должности и почести.

Из-за костлявого Кости 22-х лет площадь в Севастополе оделась флагами России, и больше не переодевалась. А? Каково?

Или было немного не так… Все взорвалось в тот день майданного торжества, когда в Крым на автобусах спешно прикатили «беркутовцы» — провонявшие дымом, в кровоподтеках, бинтах, в закопченной амуниции. Понуро шли по родной площади, мимо Аллеи городов-героев и вечного огня, словно бы телепортированные из киевского пожара, сквозь людской коридор. Первый раз в жизни женщины дарили им цветы. И эти мужики начали плакать — беззвучно, вслед за своими бабами, может быть, только теперь почувствовав глубину предательства.

Назавтра 23 февраля Верховная Рада демонстративно отменила «закон о языке», а вечером тысячи севастопольцев вышли под небо. Они срывали украинские флаги. Они поднимали русские флаги. Что такое эти флаги? Просто ткани в какой-то краске… А сколько за этим всего…

Потный чиновник на ступенях Графской пристани грозил собравшимся тюрьмой, но ему на голову опустили пластмассовое легкое ведро с рваными канцелярскими бумажками, и он бежал в них, облепивших, как куриные перья, и на одном перышке читалось длинное слово «платоспроможнiсть».

Крепкие парни разбились на десятки, зажглись костры, начались дежурства. И всюду были «беркута», отмывшиеся, распрямившиеся, злые. Появился предводитель в сером свитере. Он разместил штаб в горадминистрации. Ночью к парадному крыльцу прибыла группа захвата СБУ, чтобы арестовать человека в свитере. Он выбрался в окно с тыльной стороны здания, ловко слез по пожарной лестнице, и растворился в ночи, вероятно, укрывшись в недрах 35-й легендарной батареи, где ему принадлежал музей боевой славы.

Но скоро он вернулся (народ обратил СБУшников в бегство).

… Февраль 2014-го. Еду из Севастополя обратно в Симферополь. Возле того же заслона под горой в полумраке мелькают неясные фигуры со взмахами рук и вскриками — похоже, драка… Когда я приблизился, выяснилось: это плясали «беркутовцы», получившие паспорта России.

Вспоминаю, как на украинской таможне по дороге в Крым мне изгадили паспорт. В начале нулевых. Я не одинок, многим испортили документ. Тупо раздавали щелбаны с красными трезубцами прямо в российские паспортины, которые потом приходилось менять. Помню каждый раз вздохи и ропот в вагоне, потому что — таможня, пограничники, треск раций, фонари, овчарка — все это не вязалось с поездкой в Крым… А в самом Крыму нужно было нести гривны в милицию и вставать на регистрацию, но отдыхающие этого не хотели. Как сейчас помню облаву на опустевшей Морской улице в Ялте, будто снимается фильм из какого-то тревожного прошлого: хромой старик суетливо запирал сарай, кто-то улепетывал вверх в гору…

А гривны здесь все упорно называли рублями…

Здесь добивались права на выбор.

— Рано или поздно, — с благоговейной хрипотцой говорил старик Антонов с лысой продолговатой головой-дынькой, у которого я снимал комнату. — Я точно знаю. Погоди немножко. Дело идет!

Антонов не дожил.

Вспоминаю: на окраине Гурзуфа силуэты в белом проступают из душной темени, мать и дочка. Жительницы соседнего дома.

Мать захлебывается словами, по-птичьи щебечет о документах на украинском, который она все равно учить не будет, о муже-электронщике, спившемся с горя, о гимназии, где учился Курчатов.

А девушка-старшеклассница несколько раз повторяет с нажимом:

— Мы — Россия.

И каждый раз я пытаюсь разглядеть ее губы в темноте.

И отвечаю ей как бы во сне или вернее, преодолевая сон, стремясь проснуться:

— Россия вернется.

Так было однажды в июле в начале нулевых…

… И просыпаюсь в российском Крыму…

До него не дожил Круглов. Не дожил Сабуров. Хорошо бы помнить лучших.

Александр Георгиевич Круглов. Председатель Российского народного вече Севастополя, член Союза писателей России и Крыма, ветеран Великой Отечественной войны. Автор повестей и романов. В советское время был близок к диссидентам, не мог работать журналистом и подвизался егерем. С началом перестройки развернул массовое движение за воссоединение с Россией. Умер 16 марта 2010 года в возрасте 87 лет.

Евгений Федорович Сабуров. Ученый-экономист и поэт. В 94-м году стал премьером Крыма по предложению президента Юрия Мешкова. Тогда власть полуострова наладила связи с российскими регионами и рядом российских министерств, но наше правительство в целом отмежевалось от крымчан. А в западной прессе назначение Сабурова толковалось как «имперское поползновение России». Умер 20 июня 2009 года, ему было 63.