Россия, в которой не случилось Крыма

А представьте, что не было Крыма. То есть был, конечно, но так и остался автономной республикой в составе Украины, и Аксенов так и сидит у порога верховной рады, в которую его никогда не изберут, и прокурор Поклонская гостит у крымской бабушки уже не в прокурорском костюме, просто гостит, безо всяких амбиций.


И в мирном Донбассе весело гудят заводы Рината Ахметова, и на концертах Кобзона машут сине-желтыми флагами восторженные шахтеры, и в донецком аэропорту приземляются самолеты европейских лоукостеров, полные жизнерадостных туристов, которым зачем-то нужно в Донецк. И малайзийский самолет из Амстердама спокойно пролетает над Донбассом и достигает места назначения строго по расписанию.


И, что самое главное, до всего этого в России вообще нет никому никакого дела. Что там у хохлов? Да какая разница, у нас у самих сколько всего интересного. Отпраздновали Олимпиаду, и даже критически настроенная к Кремлю пресса отмечает высокое качество ее организации, и государственное телевидение говорит, что Россия показала себя открытой миру, и Меркель прилетает в Москву и искренне радостно обнимается со своим другом Владимиром, и нет наклеек про Обаму на автомобилях россиян, только про деда и победу есть, и никакого «можем повторить».

Рубль стабилен, нефть дорога, прилавки супермаркетов ломятся от сотен сортов самого хорошего европейского сыра. В телевизионных ток-шоу, конечно, спорят о каких-то невероятно важных российских делах — Госдума приняла новый закон, Михаил Веллер против, зато Александр Проханов за. Раз в полгода по Бульварному кольцу от Пушкинской до проспекта Сахарова ходит маршем оппозиция, и анонимные источники информированных газет даже допускают, что на ближайших выборах, по крайней мере, региональных, некоторых оппозиционных кандидатов могут и допустить. Навальный из-под домашнего ареста что-то пишет в блоге про коррупцию. По выходным по телевизору шоу «Голос». Книги Захара Прилепина лидируют в списках продаж на Украине. Игорь Стрелков тихо стоит в оцеплении у очередного пояса Богородицы, никем не узнанный и не замеченный.

Я сейчас, наверное, неуклюже фантазирую, но та Россия, которая была до Крыма, кажется теперь какой-то совсем недостижимой и невероятной в сравнении с той, которая есть сейчас. Вы ведь скучаете по ней, да?

Не спешите отвечать на этот вопрос. В той России, в которой не случилось Крыма, так же, как и в нашей, убит Немцов, и так же, как и в нашей, его убийц то ли не ловят, то ли просто покрывают. В России, в которой не случилось Крыма, так же, как в нашей, сидит в тюрьме Гаскаров, арестован Мухин, разгромлена «Лента.ру» — пусть не за украинские репортажи, но тоже за что-то важное. Ликвидируются фонд «Династия» и «Комитет против пыток». Кадыров делает селфи в инстаграме. В полицейских участках каждый день кто-нибудь умирает от легочной недостаточности.

Та Россия, в которой не случилось Крыма, не сильно отличается от той, в которой живем мы. Единственное, чего в той, некрымской России несопоставимо больше — политической стабильности и уверенности в завтрашнем дне. У такой России — хорошие партнерские отношения с Западом, хорошо продается нефть и газ, нет зловещих портретов Путина на обложках «Тайма» и «Экономиста», фонд Геннадия Тимченко с успехом проводит в Женеве свой очередной кинофестиваль, а молодой бизнесмен Ротенберг в интервью «Уолл-стрит джорнэл» рассказывает секрет своего успеха. Та Россия, в которой не случилось Крыма — ее главное отличие от той, в которой мы сейчас живем, состоит, прежде всего, в том, что у той России в тысячу раз больший запас устойчивости, и никто всерьез не думает о том, что с этой устойчивостью когда-нибудь что-нибудь может случиться. Никто всерьез не думает, что что-то когда-то изменится.

Та Россия, в которой мы живем сейчас, отличается от той, в которой не случилось бы Крыма, только тем, что у нашей России сейчас в тысячу раз больше шансов на то, что завтра какая-нибудь конструкция не выдержит и обрушится, погребя под собой все, что казалось вечным до февраля 2014 года. Российская политическая система, конституция, российская власть, силовой аппарат, государственный капитализм и отформатированное ими общество устроены так, что никаких механизмов что-то поменять здесь не существует в принципе — точнее, не существовало до Крыма. «Дестабилизация» — ругательное слово в языке российской власти. За самые эффективные попытки политической дестабилизации в России можно сесть в тюрьму. Но дестабилизация как антоним политической стабильности — к сожалению, единственная альтернатива в условиях несменяемого режима, управляемого авторами статей о «чипизации человечества» и «трибунале над США». Эти полтора года сделали для политической дестабилизации в России больше, чем сделал самый радикальный экстремист из какой-нибудь исламской группировки, расстрелянный дагестанскими полицейскими вместе с пятиэтажкой, в которой он прятался.

Эти полтора года дали России шанс на дестабилизацию. Шанс не очень большой, но отличный от нуля — а до Крыма, как теперь уже понятно, это был именно ноль. Крым и последовавшая за ним война на Украине дали России шанс на политические перемены в нашей стране. Почему так случилось — добрые намерения, шизофреническое мессианство, ошибка в рациональном расчете? Думаю, никто не знает, но, слава Богу, Россия никогда уже не вернется в тот удушливый 2013 год, из которого ее вытащили Крым и Донбасс.

Сейчас будет очень неполиткорректная и очень жестокая фраза, я заранее прошу за нее прощения у всех. Вот она: те несколько тысяч людей на востоке Украины, включая пассажиров малайзийского самолета, отдали свои жизни за то, чтобы Россия вырвалась из тех порядков, которые у нас было принято называть стабильностью. Они погибли за Россию, хотя и не имели этого в виду. Пусть те, кто придут потом, поставят им памятник в Москве. Их жизнями оплачено будущее России.