Русско-китайская связка перевернет мир

Поездка Владимира Путина в Пекин на торжества по случаю 70-летия победы во Второй мировой войне станет для него уже 14-м визитом в Китай. Отношения двух стран последовательно улучшались все 15 путинских лет, но в последние два года сближение наших держав становится главным событием в геополитике. Самой историей две наши страны обречены стать гарантами мира в Евразии, а значит, и во всем мире.


Русские и ханьцы встретились на просторах Евразии по историческим меркам не так уж и давно. Китайцы, самый древний из сохранивших свою государственность народов, начали соприкасаться с русскими в трудное для ханьской цивилизации время.


Если не считать короткого времени пребывания в одном государстве – в конце 13 века русские и ханьцы входили в состав державы, которую сначала называли Монгольским государством (Ордой), а потом империей Юань – то самые первые контакты состоялись всего четыре века назад, когда русские начали системно осваивать Сибирь. Но первый договор был заключен всего 325 лет назад, а более-менее регулярные контакты и изучение друг друга начались после появления в Пекине русской духовной миссии в 1712 году.

К этому времени Россия уже сильно расширилась на Восток, не дойдя еще, правда, до Тихого океана, и наши страны стали соседями. Впрочем, соприкасались лишь окраины империй, на которых в основном жили не представители титульных наций. Но не это было главным препятствием к сближению друг с другом, и даже не закрытый и самодостаточный характер китайского государства. Были две субъективные причины, связанные с периодами развития самих наших государств.

Одной из них было то, что в тот момент главное внимание российской власти было сосредоточено на западных и южных границах страны. До далекого и неосвоенного толком Востока было сложно даже добраться, к тому же политика европеизации как страны, так и элиты, начиная с Петра Первого, стала определяющей. А второй причиной стало то, что Китай тогда уже приближался к кризисному периоду своей истории. Как и все в этой стране, он имел огромные временные масштабы: с конца 18 века Китай начинает слабеть, и к его богатствам протягивает руки освоивший и подчинивший себе уже практически весь мир Запад. В 19 веке Китай военной силой заставили открыться, чтобы зарабатывать на нем, в том числе и подсадив на опиум местное население. Главными «открывателями» были, естественно, англичане, но и остальные западные страны не остались в стороне.

Началось столетие национального унижения и хаоса. Китай потерял контроль над торговлей, власть слабела, начались внутренние волнения и восстания. Россия в 19 веке вышла к Тихому океану, заключив с Китаем такой же неравноправный договор, как и страны Запада. Мы получили Приморье, которое, впрочем, в это время практически не было заселено и считалось скорее территорией, вассальной Китаю, чем входившей в состав империи. А потом взяли в аренду ряд городов в Маньчжурии, через которую начали строить железную дорогу к Владивостоку и к полученной от китайцев в аренду военно-морской базе Порт-Артур.

В 1900 году, когда в Китае полыхало восстание против иностранцев, русские войска, как часть коалиции западных держав, брали Пекин. Казалось, что Китай окончательно превращается в огромную полуколонию Запада и России. Собственно говоря, Россия и проникала в Китай, глядя на то, как там хозяйничают западные страны – не столько боясь не успеть, сколько желая создать противовес военному и геополитическому присутствию европейцев на своих восточных рубежах.

Но вскоре все переменилось. После большевистской революции Россия начала сближаться с Китаем, впавшим в те же годы в период полномасштабной гражданской войны и смуты, продлившийся 30 лет.

Идеи социального равенства и антиимпериалистический настрой СССР сделали нашу страну привлекательной для китайцев – как идеологически, так и геополитически. Сначала националистический Гоминьдан при Сунь Ятсене, а потом и сражавшаяся с преемником Суня Чан Кайши Компартия Мао Цзэдуна смотрели на Москву как на важного союзника. К тому же Россия оказывала Китаю и военную помощь, но не для гражданской войны, а для защиты его суверенитета.

Ведь в 1931-м вдобавок к гражданской войне на Китай обрушился еще и внешний агрессор – Япония забрала северо-восток страны, образовав вассальное государство Маньчжоу-Го во главе с бывшим китайским императором. Гражданская война при этом продолжалась и приостановилась только в 1937-м, но в этом же году японцы начали продвижение вглубь Китая, взяв Пекин. СССР помогал в войне с японцами и Гоминьдану, и Компартии, но одолеть самураев китайцы не могли. После вступления СССР в войну и наступления нашей армии в Маньчжурии Япония капитулировала – Китай был освобожден.

Несмотря на то, что в учреждаемом по итогам Второй мировой войны новом миропорядке Китай был признан великой державой и стал одним из постоянных членов Совета Безопасности ООН, страна все еще не вышла из периода хаоса – возобновилась гражданская война, победу в которой спустя четыре года одержала Компартия. СССР все это время помогал коммунистам, но тайно, потому что нужно было поддерживать отношения с официальными властями, которые хотя и были откровенно прозападными, но все же формально именно от них мы снова получили в аренду военно-морскую базу Порт-Артур и КВЖД. Победа КПК стала поворотным моментом как в истории Китая, так и в расстановке сил на мировой арене.

Мао Цзэдун не просто выиграл войну, он объединил Китай, став в один ряд с Цинь Шихуанди и Хубилаем, внуком Чингисхана. Для Запада коммунистический Китай, который самоуверенные американцы уже считали своим, исходя из того, что Чан Кайши их союзник, стал шоком. Еще несколько лет в США шли споры о том, кто из американских политиков «потерял Китай». Запад и так не знал, что делать с вышедшим из войны победителем Советским Союзом, ставшим сверхдержавой и контролировавшим половину Европы, а теперь огромная красная империя заняла большую часть Евразии. Кто контролирует Евразию, тот контролирует весь мир – этот первый закон геополитики, сформулированный самими англосаксонскими стратегами, атлантисты никогда не забывали.

К тому же советско-китайский блок имел не просто геополитическое, но и идеологическое измерение – коммунистическая идея приобретала все больше сторонников не только в Западной Европе, но и в третьем мире, который Запад был вынужден освободить от колониального влияния. Антиимпериалистические призывы Москвы и Пекина находили отклик в Африке, Азии и даже Латинской Америке.

Противостоять китайско-русскому блоку, казалось, было невозможно – ни американо-китайская война, ставшая частью корейской войны 1950–1953 годов, ни лишение Пекина места в ООН (Штаты блокировали передачу представительства от Тайваня КНР до 1972 года) не могли остановить подъем Китая. СССР очень много помогал вооружению китайской армии и строительству новой экономики, первой китайской индустриализации. Более того, все несправедливые приобретения времен «национального унижения», такие как арендуемые КВЖД и Порт-Артур, были возвращены Пекину в кратчайшие сроки. Казалось, что вечная дружба будет нерушимой и крепкой, но подвел личный фактор.

Отношения Мао Цзэдуна и Никиты Хрущева, особенно с тех пор как последний стал в 1957 году единоличным правителем СССР, мягко говоря, не сложились – не было взаимопонимания. Мао считал неправильной борьбу с «культом личности» Сталина, которого китайцы ценили и как марксиста, и как геополитика, и как союзника, тем более когда она приобрела откровенно разрушительный для социалистического лагеря и коммунистической теории характер.

Мао был настроен на жестокую борьбу с мировым империализмом и капитализмом и призывал наращивать давление на США во всем мире, настраивая в подобном же духе все компартии и левые силы в странах третьего мира. А Хрущев метался от жесткого противостояния США и провокаций до диалога и компромиссов, что вызывало у Мао обоснованные сомнения в его идейности и принципиальности. Мао насторожила и поездка Хрущева в США в 1959 году, из-за которой премьер на день позже прибыл в Пекин на празднование 10-летия КНР, и еще больше его предложения разместить в китайских портах советский флот.

Хрущев искренне обосновывал это необходимостью защиты Китая от американцев с их базами на Тайване, в Японии и Корее, но при этом предлагал Мао передать советским морякам оперативное командование создававшимся при советской же помощи китайским ВМФ. Мао увидел в этом проявление колониального мышления, попытку подчинить Китай, что контрастировало с позицией Сталина и убеждало его в «ревизионизме» (то есть предательстве марксизма-ленинизма с его антиимпериалистической борьбой) Хрущева.

Недовольство друг другом накапливалось, как и разногласия по поводу конкретных и теоретических вопросов в коммунистическом мире. В итоге – отзыв большей части советских специалистов, а потом и фактический идеологический конфликт, вначале непубличный, а с 1961 года уже и явный, постепенно приведший к сворачиванию и всех межгосударственных отношений. Хрущев стал для КНР ревизионистом, и даже его снятие с поста осенью 1964 года не исправило ситуацию, хотя именно конфликт с Китаем и был одним из главных внешнеполитических поводов для принуждения к отставке неудержимого «волюнтариста».

Союз двух великих евразийских держав распался, причем последствия крушения советско-китайского блока оказались негативными для обеих стран.

Вскоре в 1966 году в Китае начался период внутрипартийной и классовой борьбы, «культурная революция», и страна ушла в полную самоизоляцию, ограничившись контактами с отдельными странами Африки и Азии и симпатизирующими маоизму революционерами. Китай подавал себя как главную опору мировой революции, имея в виду уже не только третий мир, но и западные страны. Мао стал кумиром леворадикальной части бунтов 1968 года в Европе и «черных пантер» в США, но в 1971 году Киссинджер прилетел в Пекин, и в треугольнике СССР – США – Китай произошли революционные изменения. Мао все еще опасался СССР, несправедливо считая наследников Хрущева Брежнева и Косыгина «советскими гегемонистами» (это был облегченный, марксистски выверенный синоним термина «империалист»), и пошел на замирение с Вашингтоном, с которым два с лишним десятилетия не было вообще никаких контактов.

Штаты получили возможность разыгрывать «китайскую карту» против СССР и «советскую» против Китая и, выстраивая отношения с обеими странами при отсутствии контактов и вражде между Москвой и Пекином, занять выигрышную геополитическую позицию. К тому времени, когда СССР и Китай дозрели до поисков пути примирения – а это произошло в середине 80-х, еще до прихода к власти Горбачева – было уже поздно восстанавливать старое или строить новое.

В Китае вовсю уже шли экономические реформы с привлечением иностранного капитала (изначально, впрочем, этнически китайского – от хуацяо, заграничных ханьцев), а в СССР неумелые реформы и наивный внешнеполитический курс Горбачева погрузили страну в кризис. Визит Горбачева в Пекин в мае 1989-го не стал историческим – первый за тридцать лет контакт на высшем уровне завершился репликой Дэн Сяопина, назвавшего в разговоре со своим помощником генсека «дураком». Не из-за «великоханьского шовинизма», а наслушавшись рассуждений генсека о реформах в СССР и о его «новом мышлении для всего мира».

В том же 1989-м Китай попал под американские санкции, а СССР начал терять Восточную Европу и спустя два года распался. Все 90-е Китай набирал силу – не бросая вызов США, а укрепляя свою внутреннюю мощь и начиная экономическую экспансию в развивающиеся страны (в поисках сырья). Россию же элиты попытались сделать частью западного мира, и Китай рассматривал нашу страну лишь как торгового партнера, пытаясь извлечь для себя уроки из стремительного крушения коммунизма в его бывшем оплоте.

Хотя у нас были общие интересы по недопущению проникновения США в Центральную Азию, союзниками наши страны быть не могли – недоверие Пекина к несамостоятельному геополитическому мышлению российских властей и ориентация российского правящего класса на Запад не оставляли возможностей для стратегических отношений. Поэтому и Евгений Примаков с его концепцией оси Москва – Дели – Пекин, и даже Борис Ельцин с его знаменитым «Как мы с Цзян Цзэминем скажем, так и будет, а не Билл Клинтон будет решать», сказанным в Пекине за три недели до отставки с поста президента, были лишь намеками на то, что отношения двух стран могут складываться совсем по-другому.

Владимир Путин первые годы выстраивал чисто экономические отношения с Китаем. Впрочем, и сам Пекин к тому времени еще не дозрел до открытого объявления о глобальных амбициях. Руководивший в нулевые годы Поднебесной Ху Цзиньтао был осторожным и неярким лидером, как и требовала эпоха накопления сил. Но уже пришедший к власти в 2012 году Си Цзиньпин относится совсем к другому типу – это самый сильный китайский лидер со времен Мао и Дэна. И, главное, сам Китай вошел в фазу движения к пику своего могущества – годом осуществления «китайской мечты» давно уже назван 2020-й. Возвращение Путина в Кремль и избрание Си председателем КНР совпали случайно, но вот обострение отношений как России, так и Китая с США было совершенно закономерным.

Путин объявил о развороте на Восток формально уже после начала конфликта с Западом из-за Украины, но и стратегические отношения с Китаем и приоритет развитию Дальнего Востока были заявлены уже в его предвыборных статьях начала 2012 года. Выстраивание стратегического партнерства было предопределено общими геополитическими целями двух государств – необходимостью не просто сопротивляться политике сдерживания, которую США проводят в отношении что Китая (пока еще в мягкой форме), что России (уже в жесткой), а начинать работу по созданию новой мировой архитектуры – и финансовой, и экономической, и геополитической. Конструкций, которые придут на смену разрушающемуся на наших глазах миру по-американски, слом которого, по возможности плавный, становится важнейшим условием дальнейшего развития и России, и Китая.

Но не только прагматические интересы цементируют союз двух великих соседей – нас объединяют еще и схожие этические установки, лежащие в основе духовных кодов наших цивилизаций (что, кстати, проявляется и через такую сильную любовь китайцев к советским фильмам о войне, например, к «А зори здесь тихие»). Конечно, для того, чтобы в массе своей и русские, и китайцы убедились в том, что так оно и есть, нужно, преодолевая навязываемые глобальной матрицей стереотипы, приложить еще немало усилий для взаимоузнавания. Что касается отношений лидеров двух стран, то не только их личные качества, но и осмысление ими опыта союза 50-х годов, включая и объективные, и субъективные поводы для его крушения, позволят им лучше выстраивать фундамент отношений двух стран.

Если Путину и Си удастся подкрепить геополитический альянс курсом на взаимную симпатию двух цивилизаций, ставящих нематериальные ценности выше материальных, то такая связка может стать не только долговечней, но и гораздо сильнее союза 50-х годов. То есть той точкой опоры, которая действительно перевернет мир.