От Донбасса до Тартуса

К чему может привести переброска российских военных в Сирию?


Если сообщения мировых СМИ о переброске российских морских пехотинцев в Сирию окажутся правдой, это может означать принципиальный разворот внешней политики России: от новой игры в мировую сверхдержаву по типу позднего СССР с его вторжением в Афганистан до попыток Кремля вернуться в мировую политику в роли «миротворца», а не «агрессора». То есть сместить акцент с Украины на войну с «Исламским государством».


По информации американских и британских СМИ, ссылающихся на данные американской спутниковой разведки, Россия активно строит военную базу возле сирийского города Латакия. Начиная с августа, перебрасывает в сирийский порт Тартус (там у России военная база еще с советских времен) морских пехотинцев из Севастополя. А также запросила у Греции и Турции разрешения на полеты своих военных самолетов в Сирию через территории этих государств до конца сентября. И Греция дала такое разрешение, несмотря на давление США.

Россия пока не опровергла эти сообщения.

Более того, в конце минувшей недели президент Владимир Путин заявил, что не исключает прямого участия российских вооруженных сил в военных операциях в Сирии на стороне режима Асада под флагом борьбы с террористической организацией ИГИЛ, запрещенной в России: «Рассматриваем разные варианты. Пока не на повестке дня. Преждевременно говорить об этом. Консультируемся с сирийскими друзьями и странами региона».

Тем не менее госсекретарь США Джон Керри, позвонив в минувшие выходные главе российского МИДа Сергею Лаврову, выразил озабоченность сообщениями о военном присутствии РФ в Сирии, предостерег Россию от эскалации сирийского конфликта и попыток силовой защиты режима Асада.

В понедельник МИД России даже немного рассекретил содержание этого разговора.

С одной стороны, вроде как опровергнув сообщения о переброске войск в Сирию, но с другой — сделав это куда более мягко, чем когда речь заходит о присутствии российских военных на Украине.

«Министр обратил внимание госсекретаря на комментарий президента Путина во Владивостоке о том, что говорить о российском участии в военных операциях в Сирии пока преждевременно», — заявила официальный представитель МИД РФ Мария Захарова.

Эти слова не опровергают ни строительства военной базы возле Латакии, ни усиления российского военного присутствия в Тартусе, откуда два года назад был эвакуирован весь наш персонал. В том же разговоре с Керри Лавров признал, что Россия оказывала и оказывает военную помощь сирийским властям для борьбы с террористами.

Если переброска российских военных в Сирию действительно идет, глубоко символично, что морпехи отправляются туда именно из Севастополя.
Возникает прямая иллюзия преемственности войны и победы: Севастополь отвоевали, хотя и мирно, теперь идем «воевать в Сирию».

У вмешательства России в сирийскую войну, если таковое случится, есть и важная предыстория. Именно Путин два года назад не дал Обаме вторгнуться в Сирию, уговорив его на совместное уничтожение химического оружия, за что получил славу миротворца и даже был выдвинут на Нобелевскую премию мира.

Однако война в Сирии не прекратилась. Более того, из-за действий ИГИЛ дружественный Москве режим Асада за это время утратил контроль над большей частью территории своей страны. Сирийские беженцы стали причиной самого масштабного в этом веке миграционного кризиса в Европе. После этого

Россию если и воспринимают как важную сторону сирийского урегулирования, то исключительно в контексте совместной скоординированной борьбы с ИГИЛ и непрепятствования уходу Асада.
Российские руководители любят приводить примеры вмешательства США во внутренние дела других государств, чтобы доказать, что это всегда приводит к кровавому хаосу: в Ливии, Ираке, Афганистане. Наше военное вмешательство в Сирии выбьет у нас этот очень популярный пропагандистский козырь.

К тому же на Западе многие полагают, что, если бы Обама два года назад не послушал Путина и вторгся в Сирию, ИГИЛа бы не было вовсе. Или, по крайней мере, он не разросся бы до таких размеров. Хотя, конечно, совершенно не факт, что США смогли бы остановить гражданскую войну в Сирии.

Тем не менее у России есть резоны вмешиваться в сирийский конфликт.
Это может стать стратегией относительно безболезненного для Кремля ухода из Донбасса, где, судя по последним событиям, практически не остается шансов выиграть войну в российском понимании.

Украинские власти приняли поправки о децентрализации в конституцию страны в первом чтении и в любой момент могут принять окончательно. Хотя, вопреки минским соглашениям, поправки эти не были согласованы с непризнанными республиками, Запад, похоже, готов закрыть глаза на подобные «детали». Теперь от Москвы требуют, чтобы до конца года ЛДНР вернули Украине контроль над границами, иной сценарий, по мнению Запада, будет означать прямое невыполнение минских договоренностей ополченцами (весь мир считает их силой, напрямую управляемой из РФ). Любое военное наступление в Донбассе также будет однозначно истолковано мировым сообществом как продолжение «российской агрессии».

В этих условиях Россия хоть и не может сказать открыто, что договорилась с США о совместной войне в Сирии против ИГИЛ (ведь США — наш главный враг, а с врагами договариваться не положено), но на деле имеет возможность начать действовать в Сирии вместе с Америкой.

Внутри страны в случае разгрома ИГИЛ можно будет сообщить нации, что это заслуга Путина. Или — если дело затянется — списать вину за неудачу на Штаты, не признавая российского участия.
Защита режима Асада может подаваться нашей пропагандой в духе «своих не бросаем», да еще под риторику о возрождении геополитической мощи — мол, мы снова, как когда-то СССР, способны решать мировые проблемы за тысячи километров от своих границ. Что поможет отвлечь народ от нарастающих экономических проблем и провала «проекта Новороссии».

Взамен Россия может начать серьезный политический торг по ползучему признанию Западом Крыма в обмен на уход из Донбасса и продавливать гарантии нейтрального статуса Украины. Не исключено, что именно эту задачу Путин и планирует решить на Генассамблее ООН в Нью-Йорке.

Наконец, договоренность о совместном участии в войне против ИГИЛ с Западом гипотетически может смягчить последствия от ожидаемого в октябре итогового доклада по сбитому в Донецкой области Boeing. Вето, наложенное Россией на резолюцию по созданию международного трибунала по расследованию этой трагедии, нанесло нашей стране едва ли не больший политический ущерб, чем весь украинский кризис.

Правда, если Россия начнет самостоятельную военную игру в Сирии в пику борьбе с ИГИЛ, это может привести к еще более серьезному обострению отношений с США и Западом в целом.

Если на Украине у нас в реальности нет прямого столкновения с интересами США, то в Сирии оно явно есть: Штаты настаивают на смене режима Асада, а Россия столь же открыто его поддерживает.
В ближайшее время станет понятно, пытается ли Россия воевать на два фронта (что вряд ли, ибо сегодня не хватает ресурсов даже для одной войны), либо использует ситуацию вокруг ИГИЛ как способ закончить украинскую кампанию с минимальными политическими издержками для нынешней власти.