Приход к власти Ле Пен можно лишь приостановить

Марин Ле Пен уверенно идет к власти во Франции. И даже тот факт, что «Национальный фронт» не смог выиграть второй тур региональных выборов, в конечном итоге работает на ее победу в борьбе за Елисейский дворец. Остановить НФ и Ле Пен невозможно – можно только отложить неизбежное, что и пытается сделать французская элита.


Снятие социалистами своих кандидатов в пользу республиканцев привело к тому, что «Национальный фронт», самая популярная партия во Франции, не смогла прийти к власти ни в одном из регионов. Явка во втором туре выросла почти на одну пятую – и НФ, выигравший первый тур в половине регионов, в трех из которых с большим отрывом, в итоге проиграл. Список партии во главе с Марин Ле Пен получил на севере Франции 43 процента, а за кандидатов НФ во главе с ее племянницей Маришаль проголосовали 45 процентов на юге.


Элита – как правящие социалисты, так и оппозиционные республиканцы – радуются, хотя и продолжают нагнетать: «опасность крайне правых не миновала», говорит премьер Вальс. Слово «опасность» социалист и вероятный кандидат в президенты, который накануне второго тура договорился до того, что победа Фронта «может развязать в стране гражданскую войну», употребляет применительно к самой Франции, ко всем французам. Хотя в реальности НФ угрожает лишь французской элите, точнее, ее двухпартийной право-левой части.

Абсурдность ситуации, при которой партию, за которую голосует уже больше трети французских избирателей, называют угрозой национальной безопасности, видна всем. И тем не менее подавляющая часть французского правящего слоя, используя свой контроль над национальными СМИ, продолжает попытки загнать НФ в тот маргинальный угол, в котором его держали четыре десятка лет. И это притом что Ле Пен не имеет отношения ни к радикалам, ни к фашистам, ни даже к шовинистам. Это просто морально и физически здоровая 47-летняя женщина-политик, выступающая за национальные ценности (включая семейные), самостоятельную внешнюю политику (включающую в себя выход из ЕС и военных структур НАТО, нормальные отношения с Россией), ограничение миграции и власти крупного капитала, в том числе и наднационального. Она последовательна, идейна и ничем не запятнана – и за неполные пять лет ее руководства НФ партия стала номером один во Франции. И в оставшиеся до президентских выборов 500 дней ее популярность будет только расти – и французская партийная и административная бюрократия вместе со СМИ будут делать все для того, чтобы не допустить победы Ле Пен весной 2017 года. Остановить Ле Пен – вот теперь главная идея, забота и цель для социалистов президента Олланда и республиканцев его предшественника Саркози.

Ее выход во второй тур невозможно предотвратить – уже давно ее рейтинг выше, чем у любого из возможных соперников. Но французская политическая элита еще недавно считала, что находится в безопасности. Во втором туре за любого противника Ле Пен отдаст свои голоса большая часть сторонников всех выбывших в первом туре кандидатов (неважно, левых или правых), и лидер «Национального фронта» никогда не станет президентом.

Вот такая конструкция – предохраняет нас от радикалов, гордо говорят профессиональные политики. То, что все больше избирателей с презрением относятся что к социалистам, что к республиканцам, никого из системных политиков не волнует. В крайнем случае можно будет украсть те или иные пункты программы Ле Пен – что вовсю делает Саркози, а теперь и Олланд. Ведь главная цель – не пустить «несистемных» к власти, к той системе управления, в которой уютно чувствуют себя почти уже шесть десятилетий оба правящих поочередно крыла французской элиты.

Идеальным для элиты было бы вернуть ситуацию к 2012-му, снова заставив выбирать между безликим Олландом и жуликом Саркози (тогда Ле Пен заняла третье место), но это, увы, невозможно. Ну, значит, нужно будет сделать так, чтобы повторились выборы 2002 года, когда прошедший во второй тур Жан-Мари Ле Пен не сумел прибавить ни одного процента голосов. Но времена меняются – и Марин не ее отец, и с мигрантами все стало хуже, и Евросоюз не вызывает былых симпатий. И рейтинг Ле Пен растет – и уже нет никаких гарантий, что, увеличив за пять лет результат партии на региональных выборах втрое (с 10 до 30 процентов), она не удвоит свои 17 процентов образца 2012 года в первом туре 2017-го и не утроит их во втором.

Да, пока это страшный сон для социалистов и республиканцев – но все когда-нибудь кончается, и привычное устройство власти тоже. Может быть – и даже скорее всего – в 2017-м им удастся остановить Ле Пен во втором туре. Но это станет лишь очередным наглядным подтверждением того, что для нынешней политической элиты сохранение себя во власти является задачей номер один – и было бы странно думать, что этого не заметит французский избиратель. То есть чем дольше НФ будут не пускать к власти, тем больше будет злиться тот самый рядовой патриотично настроенный француз, который и голосует за Ле Пен, и тем больше будет у нее сторонников. За ней все больше молодежи, она все больше сдвигается влево, выступая против крупного капитала, все больше привлекает в свои ряды потомков мигрантов – как остановить такой локомотив?

И к 2022 году число сторонников Ле Пен вкупе с теми, кто категорически не согласен и дальше выбирать между двумя дискредитировавшими себя партиями, станет достаточным, чтобы лидер НФ получила во втором туре больше половины голосов. Конструкция Пятой республики переживет свое 60-летие – но дальше ее ждет серьезнейшая трансформация, сравнимая с той, что произвел Де Голль. Ее будет делать президент Ле Пен – и чем больше будут пытаться отсрочить ее президентство, тем большей реформе подвергнется Французская Республика. Не из-за радикализма НФ – а по причине нарастания проблем, которые нынешняя элита решить не способна.

В Европе уже давно у власти нет сильных и самостоятельных политиков – это признают сами европейцы, причем некоторые даже гордятся этим фактом. Эпоха сильных личностей ушла, Европа объединяется, выстраивает сложнейшую систему компромиссов и всеобщего согласия между десятками стран и народов, так что все эти Де Голли нам ни к чему. Евробюрократия работает на общий интерес – а любой сильный лидер стал бы тянуть одеяло на свою страну. Вопрос только в том, является ли отсутствие сильных личностей следствием объективного движения европейской истории в сторону объединения, или же это результат планомерной работы евроинтеграторов. Судя по тому, что происходит во Франции, отсутствие сильных личностей является следствием совершенно осознанной отрицательной селекции, проводить которую становится все труднее. История с поражением-победой Марин Ле Пен и ее «Национального фронта» демонстрирует это более чем откровенно. И для России это имеет крайне важное значение – ведь адекватная оценка нами идущих в Европе процессов необходима для прогнозирования этапов работы по выстраиванию новой глобальной архитектуры, в которой российско-европейские отношения занимают одно из ключевых мест.

В конфликте России и атлантистов Москва исходит из того, что неустранимые противоречия есть между англосаксонским (американо-английским) проектом глобализации и русской цивилизацией. Континентальная Европа, оформленная сейчас в Европейский союз, является союзником и отчасти сателлитом США. Именно этим объясняется тот факт, что страны ЕС подчиняются американскому давлению в вопросе санкций против России – и даже такая бывшая держава «первого ряда», как Франция, ничего не может сделать с узами «атлантической солидарности». Но данная конфигурация далеко не столь устойчива, как кажется – и целый ряд объективных процессов в ближайшие годы нанесет по ней ряд сокрушительных ударов. В результате которых единый Запад может рассыпаться на два автономных блока.

Во-первых, евроинтеграция в нынешнем виде вызывает все большее неудовольствие масс. Да, согласно опросам, большинству европейцев нравится идея единой Европы, открытых границ, общего рынка и близких ценностей – но вопрос цены становится все более актуальным. Размывание наций, культуры, образа жизни не может нравиться жителям государств Европы. Как бы ни учила их либеральная мультикультурная пропаганда, как бы ни стеснялись они признаваться в этом публично – никто не хочет исчезновения своего народа в плавильном тигле «всеевропейца». А когда к этому неудовольствию присоединяется ухудшение экономической ситуации, обострение ситуации с беженцами и мигрантами в целом, да еще и проблемы с безопасностью, то европейцы сразу вспоминают о том, что они в первую очередь немцы, французы и итальянцы. И политические силы, ставящие национальные интересы выше наднациональных, получают все новых и новых сторонников.

Во-вторых, евроинтеграция ведет к уничтожению национальных государств: с одной стороны, через их растворение в Евросоюзе, а с другой – за счет роста сепаратистских тенденций в богатых регионах, имеющих свою национальную специфику. Учитывая, что во всех крупных европейских государствах (Германии, Франции, Италии, Испании) процесс образования единой национальности произошел всего полтора–два века назад, разборка национальных государств может стать быстрым и необратимым процессом. Зачем Каталонии быть частью Испании, если все мы европейцы и выгоднее войти в ЕС напрямую? Все разговоры Брюсселя о том, что «мы не пустим сепаратистов в ЕС», не стоит воспринимать серьезно – нынешний процесс евроинтеграции как раз и подразумевает образование «Европы регионов». Это категорически не нравится национальным элитам – да, глобализм глобализмом, но с потерей национального государства политические элиты будут серьезно ослаблены.

В-третьих, навязывание проекта Трансатлантического торгово-инвестиционного партнерства со стороны США осознается многими в Европе как попытка окончательного, теперь уже через «экономическое НАТО», закрепления статуса Старого Света как младшего партнера Нового. А говоря еще проще – как формирование неподконтрольной государствам власти транснациональных элит и их корпораций над Европой. Да, после 1945 года Европа попала в подчиненное положение к США – но формирование общего рынка на англосаксонских условиях сделает освобождение от статуса сателлита в принципе невозможным.

В-четвертых, политика втягивания Европы в глобальный конфликт с исламским миром не нравится все большему числу европейцев. Но, чтобы предотвратить его разрастание, нужно, с одной стороны, ограничить миграцию из мусульманских стран, а с другой – отвязаться от атлантической солидарности, под прикрытием которой США втягивают Европу в воронку хаоса.

Все эти вызовы хорошо известны европейцам – и точно так же им известно, что нынешние европейские управленческие элиты не способны адекватно реагировать на них. При этом нужно понимать, что элиты не едины – в той же Франции в руководстве как правых, так и левых есть совершено разные силы, стоящие порой на едва ли не противоположных позициях. Поэтому переворотов или революций в Европе не будет – но в критический момент вследствие раскола внутри правящих элит (когда совсем припечет как снаружи, так и изнутри) часть из них провозгласит «новый курс», чтобы использовать антиэлитарные настроения. И войдет в альянс с контрэлитами (наподобие Ле Пен), что приведет к переконфигурации сначала партийной, а потом и политической системы.

Идущий сейчас во всех европейских странах тяжелейший кризис партийной системы, сложившейся после Второй мировой войны – лишь в Германии она пока еще осталась в основном неизменной – массовый процесс образования снизу новых, порой радикально антиэлитных партий, является лишь частью процесса. Образование движений, выстроенных по сетевому признаку, без лидеров и с коллективным руководством, не отменяет потребности и в сильных, прямых и идейных политиках, способных стать государственными деятелями, реформирующими свои страны. Спрос на них в Европе будет расти – и они неизбежно начнут приходить к власти.

Учитывая, что Европейский союз держится на германо-французском блоке, серьезные внутриполитические изменения в одной из двух этих стран автоматически приведут как минимум к кризису, а как максимум – к развалу или перестройке всего проекта единой Европы. Германия, конечно, является локомотивом и формальным дирижером евроинтеграции – вот только играют немцы по чужим нотам, исполняя музыку, написанную не немецким композитором.

Да, немцы больше всех заинтересованы в единой Европе, да, они надеются (не признавая, конечно, этого публично), что рано или поздно они сами напишут музыку и сами ее исполнят – и это, подкрепленное, конечно, самыми разнообразными формами прямого и косвенного контроля над немецкой элитой со стороны англосаксов, делает Германию сильным звеном евроинтеграции. Но именно усиление немецкого влияния вкупе с продолжением англосаксонской манипуляции делает проект Евросоюза все более невыносимым для той же Франции. И республика становится слабым звеном всего проатлантического ЕС – поэтому восхождение Марин Ле Пен глубоко символично.

Ее победу можно отсрочить – но она предопределена самим ходом французской и европейской истории.