Надежда на помощь Китая растаяла

России придется возрождать свою экономику без поддержки Поднебесной.


Руководство КНР приняло решение сократить собственное производство. О размахе «секвестра» говорит планируемое количество сокращений рабочих мест — 1,8 миллиона. Полмиллиона человек будет уволено в сталелитейном производстве, 1 млн. 300 тысяч — в угледобывающей промышленности. Это может серьезно отразиться на совместных проектах России и Китая.


Необходимо отметить, что замедление темпов роста китайской экономики наблюдается уже много лет, а в прошлом году было рекордным. Шанхайскую биржу буквально лихорадит не первый месяц — падают индексы Поднебесной. Чтобы замедление темпов роста не перешло в падение, китайское правительство в прошлом году несколько раз принимало решение о девальвации юаня.

Сейчас же в Пекине заявили о необходимости трансформации всей экономической модели КНР. Собственно, с этим связано и сокращение рабочих мест. Планируется, что почти два миллиона человек должны остаться без работы в течение пяти лет, ежегодно государство собирается выделять на реализацию программы около 15 миллиардов долларов.

Как известно, промышленный рост в Китае обеспечивал рост спроса на энергоносители. Наши совместные масштабные проекты вроде газопровода «Сила Сибири» имеют смысл, только если будет увеличиваться потребление газа в Поднебесной. Но в прошлом году прибыль на промышленных предприятиях Китая упала на 2,3% по сравнению с 2014-м. И в результате, руководство КНР вообще решило сократить промышленность.

Как экономические реформы в Китае могут отразиться на экономике Поднебесной и на состоянии народного хозяйства в России? С этими вопросами «СП» обратилась к специалистам.

Заведующий кафедрой политической экономии РЭУ им. Г.В. Плеханова Руслан Дзарасов считает, что Китай имеет самую мощную сталелитейную отрасль в мире.

— Китайская чёрная металлургия при полной загрузке мощностей способна производить около 500 млн. тонн стали в год. Эта отрасль была создана на волне глобального экономического подъёма. В Азиатско-Тихоокеанском регионе сложилась развитая кооперационная цепочка. Когда самые лучшие по качеству в мире австралийские железные руды и угли морским транспортом (то есть, с минимальными издержками) направляются в Китай. А уже в Южной Корее стальной прокат используется, допустим, в судостроении. Кроме того, китайские производители поставляют сталь на рынок ЕС, который немцы, фактически, подмяли под себя. Используя своё влияние в общеевропейских органах, они закрывают конкурирующие производства в странах Восточной Европы.

«СП»: — Европейцы и от Пекина требуют сократить выпуск сталелитейной продукции. Получается, структурная перестройка китайской экономики играет им на руку?

— Несомненно. Европейские производители не выдерживают конкуренции с китайскими. Я не исключаю, что может произойти размен — Китай сокращает поставки стали в ЕС, зато наращивает экспорт продукции с высокой добавленной стоимостью. Так или иначе, китайская экономика нарастила гигантские производственные мощности в расчёте на экспорт. В результате мировой стагнации значительная их часть остаётся незагруженной.

В программных документах руководство КНР ещё несколько лет назад провозгласило цель переориентации экономики на внутренний рынок. Но это пока лишь декларация.

«СП»: — Что препятствует реализации указанной стратегии?

— В первую очередь, низкая доля потребления в структуре ВВП Китая. В последние годы она немного увеличилась за счёт роста заработных плат, но недостаточно. Доля потребления не превышает 37% ВВП. А более 50% приходится на накопления (остальное — госзакупки и чистый экспорт). Для такого объёма накопленных капиталов нужен огромный рынок. А где его взять сегодня? В условиях мирового кризиса экспорт не увеличивается, а внутреннего рынка недостаточно. Поэтому сталь (и не только) просто не находит сбыта.

Для того чтобы сохранить свою нишу на внешних рынках, китайские власти систематически девальвируют юань. Что провоцирует «валютные войны». Другие страны вынуждены реагировать и, чтобы поддержать свой экспорт, тоже обесценивают национальную валюту. Например, экспорт из Казахстана в Китай в прошлом году сократился на 40%. Это вызвало не только финансовый, но и общеэкономический кризис. В том числе рост бюджетного дефицита.

«СП»: — Как отразится сокращение производства в таких энергоёмких отраслях как китайская металлургия на российском экспортном потенциале?

— Конечно, негативно. Замедление темпов роста Китая ведёт к падению спроса на энергоресурсы. Потому что это главный их потребитель на мировом рынке.

«СП»: — Имеет ли решение урезать угледобывающие мощности экологический подтекст?

— Это не связано с борьбой с грязным производством или переходом на более экологически чистые виды топлива. Просто китайский энергетический уголь менее качественный, чем импортный.

Нашим сталелитейщикам выгодно самоустранение китайских конкурентов. Зато в проигрыше оказываются энергетики. Учитывая, что в структуре российского экспорта энергоресурсы доминируют, в целом, наша экономика оказывается в проигрыше. Другое дело, если бы мы воспользовались ситуацией, чтобы захватить, скажем, ближневосточные рынки. Допустим, приобрели бы за рубежом или сами построили прокатные станы. Тогда можно было бы экспортировать слябы, чтобы на месте раскатывать их в стальные листы. Но это требует больших инвестиций, с которыми у нас туго.

В течение последних шести лет Китай поддерживал безработицу на уровне 4,1%, говорит руководитель Школы востоковедения НИУ ВШЭ Алексей Маслов:

— И этот показатель практически не изменялся. Хотя, наверное, это не точная цифра, поскольку Китай не раскрывает алгоритм подсчётов. Здесь всегда была достаточно большая скрытая безработица. То же самое касается динамики ВВП. Согласно официальной статистике, рост в прошлом году составил 6,9%. Однако в целом ряде отраслей торможение было значительно больше.

Высокая положительная динамика ВВП в прежние годы обеспечивалась за счёт инвестиций в основной капитал. Проще говоря, в строительство заводов и фабрик. При этом отдача была невысокой, и рост ВВП не сопровождался расширением потребительского рынка. В результате происходило затоваривание.

«СП»: — Китай исчерпал старую экспортно ориентированную модель развития?

— Дело не только в этом, и даже не в торможении роста. В принципе, это стандартная ситуация после периода бурного развития экономики. Исчерпаны возможности модели экономического роста за счёт высоких инвестиций в основной капитал.

Руководство компартии КНР надеялось, что экономическим катализатором станут инвестиций в другие страны. Пекин в прошлом году обещал и Москве, и другим столицам крупнейшие капиталовложения. Однако Китай в 2015 году инвестировал в африканские страны меньше, чем США.

«СП»: — С чем связана эта неудача?

— Многие страны откровенно опасаются принимать китайские вложения. И потом, Китай инвестирует только в те регионы, которые он может контролировать, чтобы не попасть в зависимость от других влиятельных внешних игроков. Этим объясняется парадокс — КНР активно сотрудничает с Украиной в агросфере (в, основном, китайцев интересуют зерновые), но почти не вкладывается в российское сельское хозяйство.

«СП»: — Это противоречит вашему утверждению, разве Киев не находится под тотальным контролем со стороны Запада?

— Дело не в этом. Просто украинское руководство больше нуждается в деньгах, соответственно, оно более управляемо. На днях Яценюк обозначил намерение снять мораторий на продажу земель сельхозназначения. Думаю, китайцев этот вариант заинтересует. Но только в том случае, если будет задействована китайская рабочая сила.

«СП»: — То есть, за счёт выдавливания украинских производителей?

— Естественно. Аналогичная ситуация была в Уганде, где теперь на земле, в основном, трудятся китайские рабочие. Понятно, что с учётом страшной безработицы в этой африканской стране, для её жителей это не самый лучший вариант. Зато местные власти получили китайские инвестиции и рабочие места, с которых платятся налоги.

«СП»: — Сохранит ли Китай роль главного драйвера мировой экономики?

— В ближайшие три-четыре года он едва ли сможет выступать в этом качестве. Потому что Китай сейчас переходит на более наукоёмкую экономику (аналогичную японской или южнокорейской). На этом пути есть много «подводных камней». Если КНР успеет провести структурную перестройку, не исключено, что он снова станет мировым драйвером, но на новом технологическом уровне.

«СП»: — Что может помешать этому?

— Китайское население привыкло богатеть год от года. Для многих в новой «экономике знаний» может просто не найтись места. К тому же высокотехнологичные сектора не приносят быстрой отдачи. Это не производство зерна или стали.

На китайском рынке уже заметно понизились закупочные цены на сахар и зерно. Это означает, что крестьяне будут зарабатывать меньше. Как следствие потребительский рынок будет стагнировать. А китайские власти как раз хотели его стимулировать. Зарплаты в секторе производства продовольственной продукции упали в среднем на 15%.

Плюс намечается раскол между региональными и центральными элитами, которые активизировали борьбу с коррупцией. Эти внутриэлитные войны будут продолжаться, поскольку местные начальники стали «царьками». Естественно, они будут консолидироваться, чтобы оказать сопротивление.

«СП»: — Приведёт ли спад в Китае к обрушению или только замедлению мировой экономики?

— На КНР приходится чуть более 15% в мировом ВВП. Компартия надеялась, что эта доля будет составлять 25%. Думаю, что роль «локомотива» мировой экономики будут играть не отдельные страны, а региональные объединения. Вот почему, Пекин, скорее всего, захочет присоединиться к Транстихоокеанскому партнёрству.

«СП»: — Как отреагирует Вашингтон, учитывая, что это, изначально был антикитайский проект?

— Американцы смогли получить контроль над экономикой региона. Теперь Китай можно впустить, но на своих условиях. Для России это будет неблагоприятный сценарий. Наши власти планировали совершить «восточный разворот» на сырьевой базе. Не получится. Придётся перестраиваться на ходу. Например, Китай нуждается в экологически чистом продовольствии. Россия могла бы его поставлять. Но для этого необходимы инвестиции и изменение структуры экспорта.

В экспертном сообществе есть мнение, что никакой драмы с китайской экономикой не происходит, отмечает профессор Финансового университета при Правительстве РФ Николай Котляров:

— До 2012 года ВВП Китая рос на 10% в год, в прошлом году — 6,9%. Вообще, снижение позитивной динамики было запланировано. И даже отражено в пятилетнем плане социально-экономического развития КНР, принятом на XVII съезде компартии.

Это как раз было связано со сменой модели и структурной перестройкой экономики. В условиях мирового кризиса рассчитывать на поддержание высокого внешнего спроса на китайские товары было бы наивно. Во-вторых, есть большая экологическая проблема, решение которой требует серьёзных инвестиций. Наконец, ставится цель развивать западные регионы страны, которые пока сильно отстают от индустриальных восточных приморских провинций.

Что предполагает повышение платёжеспособного спроса со стороны населения за счёт разного рода социальных программ, пенсионного обеспечения.

«СП»: — Рост стоимости труда и, следовательно, снижение конкурентоспособности китайской продукции на внешних рынках воспринимается как «меньшее их двух зол»?

— Китай уже попал в ловушку средних доходов. Через это в своё время проходили Япония и Южная Корея. Но, в принципе, китайцы и так перевыполнили свой план. Изначально предполагалось довести объём ВВП к 2020 году до 65 трлн. юаней, что было реализовано уже в 2012 году.

С началом глобального кризиса все смотрели на китайскую экономику как на «локомотив». В первые годы так и было — США и страны ЕС демонстрировали отрицательную динамику по темпам роста, а Китай продолжал расти и потреблять значительную долю товаров на мировых рынках. По некоторым позициям она доходила до 30−40% от общемирового уровня потребления.

В этом плане ухудшение динамики в Китае беспокоит многие страны, включая Россию. Хотя по итогам 2015 года по некоторым позициям китайский спрос на наши товары даже вырос. Правда, и цены упали. Это касается импорта сырья для чёрной металлургии (чушки, окатыши), отдельных пород древесины. Но стоимостные объёмы, в целом, упали. Плюс девальвация рубля сильно ударила по импорту из Китая.

«СП»: — А на экспорте это не отразилось в связи с падением мировых цен на энергоресурсы?

— Совершенно верно. В результате товарооборот с Китаем сократился с $ 95 млрд. до $ 70 млрд. Аналитики финансовых рынков, на мой взгляд, слишком увлекаются спекулятивными факторами, реагируя на каждый «чих» на Шанхайской бирже. Академические аналитики настроены менее алармистски, считая, что ничего катастрофического не происходит. А фондовый рынок Китая, по большому счёту, закрыт для иностранных спекулянтов. Так что, несмотря на турбулентность, деньги всё равно остаются в стране, переходя из одного кармана в другой.

Что касается России, то наши проблемы имеют внутреннюю природу. А на китайский рынок продукции высокого передела пробиться трудно, он и так затоварен. Весной 2015 года китайские власти ужесточили условия для инвесторов. Их интересуют трансфер передовых технологий, с чем у РФ есть проблемы. С другой стороны, это стимулирует российское руководство искать новые ниши на китайском рынке. Но в отсутствие госинвестиций само по себе ничего не зацветёт и не появится. У нас есть шанс осуществить «восточный поворот», не став при этом придатком Китая. Вопрос, сумеем ли мы использовать эту возможность.

Свободная Пресса