Реструктуризация еврозоны: как спасти экономику Евросоюза
Кризис еврозоны в первую очередь развернулся как кризис суверенного долга, в основном на ее южной периферии, где процентные ставки по суверенным облигациям иногда достигали 6-7% для Италии и Испании, а для других стран еще выше. И, поскольку банки еврозоны держат основную часть своих активов в форме государственных облигаций еврозоны, кризис суверенного долга стал потенциальным банковским кризисом, усугубляемым другими убытками банков, например, связанными с падением цен на жилье в Испании. Таким образом, ключевой задачей разрешения кризиса еврозоны является снижение бремени долга для южных стран.
Изменение долгового бремени страны отражает размер основного баланса бюджета (баланс минус выплаты по процентам) как доли от ВВП, а также разницы между ее стоимостью заимствования и темпом роста ВВП. Когда разница между затратами по займу и ростом становится слишком большой, невозможно достичь необходимого для остановки роста долга профицита бюджета. Действительно, рост в странах Южной Европы, по прогнозам, будет близок к нулю или даже отрицателен в течение следующих двух лет, и даже в долгосрочной перспективе, согласно прогнозам, не превысит 2-3%.
Хотя это не всегда очевидно из заголовков, основная причина кризиса еврозоны – а теперь препятствие для роста на Юге – заключалась в расхождении в себестоимости продукции, которое сложилось между периферийными странами, особенно на «Юге» (в частности, в Греции, Испании, Италии и Португалии) и на «Севере» (для простоты, в Германии) в течение первого десятилетия после введения евро. В период с 2000 по 2010 год удельные затраты на оплату труда в четырех южных странах увеличились на 36%, 28%, 30% и 25% соответственно, в сравнении с их ростом в Германии ‑ менее чем на 5%, в результате чего в конце 2010 года совокупное расхождение превысило 30% в Греции и более чем 20% в Португалии, Италии и Испании.
Удельные затраты на рабочую силу отражают уровни компенсации и производительности: прирост производительности может компенсировать влияние роста заработной платы. Показатели производительности между Северной и Южной Европой в период между 2000 и 2010 годом не сильно различаются – фактически, среднегодовой рост производительности труда в Греции был даже больше, чем в Германии (1% против 0,7%). Но затраты на рабочую силу на юге увеличились намного быстрее, вызывая дифференциальное увеличение расходов, которые не могут быть решены девальвацией до тех пор, пока существует валютный союз.
Пока это внутреннее расхождение сохраняется, кризис евро не может быть полностью разрешен, так как дефицит текущего счета и/или медленный рост продолжит преследовать страны Южной Европы, сохраняя опасения относительно суверенного долга и коммерческих банков.
В связи с этим, рост производительности труда – будь то технический прогресс, более эффективное распределение ресурсов или производственных инвестиций – является не менее важным фактором для южных стран, чем сдерживание роста заработной платы. Действительно, чрезмерная дефляция заработной платы, скорее всего, окажет негативное влияние на производительность. Квалифицированная рабочая сила, скорее всего, быстрее эмигрирует, а экстремальная экономия, падение цен и высокий уровень безработицы – и, в результате, вероятное социальное напряжение – это не самые благоприятные условия для инвестиций, инноваций и мобильности рабочей силы.
Кроме того, сокращение занятости не только является одним из способов повышения производительности, но также означает высокие макроэкономические издержки и высокие социальные расходы. И, что, возможно, куда более важно, экономическая политика не должна подрывать доверие общества в свои силы; то, что экономисты называют «жизнерадостностью» должно быть в состоянии отражать надежды на будущее.
По всем этим причинам, чрезмерная строгость и дефляция могут победить свои собственные цели и сделать невозможными «реформы», направленные на повышение конкурентоспособности стран Южной Европы. Правильный подход должен сочетать в себе разумное сдерживание роста заработной платы и низкую (но не отрицательную) инфляцию с макроэкономическими мерами политики, направленными на стимулирование роста производительности труда.
Кроме того, очевидно, что страны Северной Европы могут помочь быстрее закрыть этот разрыв, стимулируя у себя быстрый рост заработной платы. Действительно, сильная сосредоточенность западных политиков на убеждении китайских властей в том, что им следует разрешить большее вздорожание их валюты, вызывает недоумение, если учесть, что профицит текущего счета Германии в виде доли от ВВП, в настоящее время гораздо больше, чем в Китае.
Таким образом обращение дифференцирования затрат на единицу труда, которое сложилось в первое десятилетие существования евро, требует не только ограничения заработной платы и повышающих производительность реформ на Юге, но и повышения заработной платы на Севере. Моделирование показывает, что если бы заработная плата Германии в течение последнего десятилетия росла на 4% в год вместо 1,5% и если бы ежегодный рост производительности труда в Испании ускорился до 2% (он был близок к 0,7% в обеих странах), то Испания смогла бы обратить дифференциацию удельной стоимости рабочей силы, которая возникла в 2000 году, через 5 лет, с ростом испанской заработной платы на 1,7% в год.
И такой сценарий вполне возможен. Это потребует ограничений в Испании, где заработная плата росла в среднем на 3,4% в 2000-2010 годах, а также серьезных усилий для ускорения роста производительности труда. Но это не потребует падения заработной платы или значительной дефляции цен: годовой рост заработной платы на 1,7% и рост производительности труда на 2% сочетался бы с ростом инфляции, близким к нулю. Текущий показатель роста производительности труда в Германии, равный 0,7%, с ростом заработной платы на 4% будет совместим с чуть более чем 3% инфляцией.
Короче говоря, внутреннее урегулирование в еврозоне может быть достигнуто без серьезной дефляции на Юге, при условии что рост производительности труда там ускорится, а Север, со своей стороны, будет поощрять умеренный рост заработной платы. Такое меньшее сальдо текущего платежного баланса в Северной Европе, какое может быть достигнуто благодаря этим действиям, должно только приветствоваться. Если Север будет настаивать на сохранении низких темпов роста заработной платы 2000-2010 годов, внутренняя перестройка потребует значительного уровня безработицы и дефляции на Юге, что сделает ее более трудной и, возможно, политически неосуществимой.
Изменение долгового бремени страны отражает размер основного баланса бюджета (баланс минус выплаты по процентам) как доли от ВВП, а также разницы между ее стоимостью заимствования и темпом роста ВВП. Когда разница между затратами по займу и ростом становится слишком большой, невозможно достичь необходимого для остановки роста долга профицита бюджета. Действительно, рост в странах Южной Европы, по прогнозам, будет близок к нулю или даже отрицателен в течение следующих двух лет, и даже в долгосрочной перспективе, согласно прогнозам, не превысит 2-3%.
Хотя это не всегда очевидно из заголовков, основная причина кризиса еврозоны – а теперь препятствие для роста на Юге – заключалась в расхождении в себестоимости продукции, которое сложилось между периферийными странами, особенно на «Юге» (в частности, в Греции, Испании, Италии и Португалии) и на «Севере» (для простоты, в Германии) в течение первого десятилетия после введения евро. В период с 2000 по 2010 год удельные затраты на оплату труда в четырех южных странах увеличились на 36%, 28%, 30% и 25% соответственно, в сравнении с их ростом в Германии ‑ менее чем на 5%, в результате чего в конце 2010 года совокупное расхождение превысило 30% в Греции и более чем 20% в Португалии, Италии и Испании.
Удельные затраты на рабочую силу отражают уровни компенсации и производительности: прирост производительности может компенсировать влияние роста заработной платы. Показатели производительности между Северной и Южной Европой в период между 2000 и 2010 годом не сильно различаются – фактически, среднегодовой рост производительности труда в Греции был даже больше, чем в Германии (1% против 0,7%). Но затраты на рабочую силу на юге увеличились намного быстрее, вызывая дифференциальное увеличение расходов, которые не могут быть решены девальвацией до тех пор, пока существует валютный союз.
Пока это внутреннее расхождение сохраняется, кризис евро не может быть полностью разрешен, так как дефицит текущего счета и/или медленный рост продолжит преследовать страны Южной Европы, сохраняя опасения относительно суверенного долга и коммерческих банков.
В связи с этим, рост производительности труда – будь то технический прогресс, более эффективное распределение ресурсов или производственных инвестиций – является не менее важным фактором для южных стран, чем сдерживание роста заработной платы. Действительно, чрезмерная дефляция заработной платы, скорее всего, окажет негативное влияние на производительность. Квалифицированная рабочая сила, скорее всего, быстрее эмигрирует, а экстремальная экономия, падение цен и высокий уровень безработицы – и, в результате, вероятное социальное напряжение – это не самые благоприятные условия для инвестиций, инноваций и мобильности рабочей силы.
Кроме того, сокращение занятости не только является одним из способов повышения производительности, но также означает высокие макроэкономические издержки и высокие социальные расходы. И, что, возможно, куда более важно, экономическая политика не должна подрывать доверие общества в свои силы; то, что экономисты называют «жизнерадостностью» должно быть в состоянии отражать надежды на будущее.
По всем этим причинам, чрезмерная строгость и дефляция могут победить свои собственные цели и сделать невозможными «реформы», направленные на повышение конкурентоспособности стран Южной Европы. Правильный подход должен сочетать в себе разумное сдерживание роста заработной платы и низкую (но не отрицательную) инфляцию с макроэкономическими мерами политики, направленными на стимулирование роста производительности труда.
Кроме того, очевидно, что страны Северной Европы могут помочь быстрее закрыть этот разрыв, стимулируя у себя быстрый рост заработной платы. Действительно, сильная сосредоточенность западных политиков на убеждении китайских властей в том, что им следует разрешить большее вздорожание их валюты, вызывает недоумение, если учесть, что профицит текущего счета Германии в виде доли от ВВП, в настоящее время гораздо больше, чем в Китае.
Таким образом обращение дифференцирования затрат на единицу труда, которое сложилось в первое десятилетие существования евро, требует не только ограничения заработной платы и повышающих производительность реформ на Юге, но и повышения заработной платы на Севере. Моделирование показывает, что если бы заработная плата Германии в течение последнего десятилетия росла на 4% в год вместо 1,5% и если бы ежегодный рост производительности труда в Испании ускорился до 2% (он был близок к 0,7% в обеих странах), то Испания смогла бы обратить дифференциацию удельной стоимости рабочей силы, которая возникла в 2000 году, через 5 лет, с ростом испанской заработной платы на 1,7% в год.
И такой сценарий вполне возможен. Это потребует ограничений в Испании, где заработная плата росла в среднем на 3,4% в 2000-2010 годах, а также серьезных усилий для ускорения роста производительности труда. Но это не потребует падения заработной платы или значительной дефляции цен: годовой рост заработной платы на 1,7% и рост производительности труда на 2% сочетался бы с ростом инфляции, близким к нулю. Текущий показатель роста производительности труда в Германии, равный 0,7%, с ростом заработной платы на 4% будет совместим с чуть более чем 3% инфляцией.
Короче говоря, внутреннее урегулирование в еврозоне может быть достигнуто без серьезной дефляции на Юге, при условии что рост производительности труда там ускорится, а Север, со своей стороны, будет поощрять умеренный рост заработной платы. Такое меньшее сальдо текущего платежного баланса в Северной Европе, какое может быть достигнуто благодаря этим действиям, должно только приветствоваться. Если Север будет настаивать на сохранении низких темпов роста заработной платы 2000-2010 годов, внутренняя перестройка потребует значительного уровня безработицы и дефляции на Юге, что сделает ее более трудной и, возможно, политически неосуществимой.
Читайте также:
Почему мобилизации в России не будет
03.12.2024 22:35
Судя по всему, ответ один: подобная информация призвана успокоить общество, которое с определенной нервозностью ждет возможного объявления повторной мобилизации. Особенно беспокоят такие даты, «начинающие отчетный период», как грядущее 1 января.
Французы поверили в себя и захотели свой «Орешник». Кому это по силам?
После российских испытаний гиперзвуковых ракет «Орешник» во Франции захотели создать новую баллистическую ракету наземного базирования, дальность которой превысит тысячу километров. Однако «Орешник» и ракета средней дальности — немного разные вещи. Что такое БРСД и чем они опасны.
В списке подполковник из штаба главкома НАТО: Западных офицеров косит "странная эпидемия"
На Украине за четыре дня навсегда покинули строй более 50 иностранных специалистов. Они обслуживали ракетные системы. Запад объясняет потери своих военных болезнями, авариями и несчастными случаями.
Победоносный сценарий
На фоне требований киевского режима от главкома ВСУ Сырского удержать позиции в Курской области любыми средствами до февраля 2025 года, лидеры европейских государств заявляют о готовности ввести свои войска на Украину.
"У русских закончились "Орешники": Почему нет второго удара возмездия? Хитрый ход Путина, о котором молчат
03.12.2024 20:46
В конце прошлой недели президент России Владимир Путин дважды заявил о потенциальном ударе "Орешником" по значимым военным целям на Украине, сделав акцент на центрах принятия решений в Киеве.