Политический ислам наступает

Новый виток палестино-израильского конфликта может перекинуться за пределы Аравийского полуострова


Состояние дел на театре военных действий Ближнего и Среднего Востока (БСВ), как обычно, не внушает оптимизма. Однако политический оптимизм в отношении региона, переживающего в начале второго десятилетия ХХI века перемены столь же стремительные и масштабные, как происходившие в Европе в конце второго десятилетия века ХХ, – категория неуместная.


В то же время ближневосточные проблемы затрагивают Россию косвенно по сравнению не только со странами самого БСВ, но и с США или Европой, а некоторые из них в кратко- или среднесрочной перспективе открывают перед Москвой определенные возможности в случае последовательного дистанцирования от непосредственного участия в региональных конфликтах. Это относится и к экономическим проектам, связанным с долгосрочными инвестициями в исламской части региона, кроме крупнейшего местного партнера РФ – Турции, развитие которой идет эволюционным путем.

Западная стратегия на БСВ

«Арабская весна» развивается, захватывая одно государство за другим, хотя свержение светских авторитарных режимов, приведшее не к демократизации западного типа, а к доминированию политического ислама, забуксовало в Сирийской Арабской Республике (САР). Гражданская война в этой стране за полтора года приобрела характер противостояния между этноконфессиональными общинами с активным участием внешних игроков, каждый из которых преследует свои интересы. Главными организаторами и спонсорами этой войны являются Катар, Турция и Саудовская Аравия, поддерживаемые Западом.

Сирия постепенно превращается в «большой Ливан» и главную цель джихадистских добровольцев-интернационалистов, что в случае падения режима Асада делает более чем вероятным превращение страны в «несостоявшееся государство» или ее распад. Формирование очередной «объединенной оппозиции» в Дохе демонстрирует альянс Катара, Турции, США и Франции при самостоятельной роли Королевства Саудовская Аравия (КСА), поддерживающего в Сирии отряды радикальных салафитских группировок. Никакие компромиссы с режимом с точки зрения его противников невозможны. Любые, в том числе российские проекты, направленные на прекращение противостояния в САР, будут блокироваться в самой жесткой форме. Визит главы МИДа РФ Сергея Лаврова на Аравийский полуостров продемонстрировал отсутствие желания местных игроков не только учитывать позицию России по ситуации в Сирии, но и в сколь бы то ни было корректной форме обсуждать ее с Москвой.

Последнее свидетельствует об эффективности тактики РФ и Китая, блокирующих в Совбезе ООН прохождение резолюции, призванной открыть дорогу интервенции по ливийскому сценарию. Это не исключает введения бесполетной зоны, создания на границе с Турцией неподконтрольных Дамаску территориальных анклавов, где будет сформировано как альтернатива Асаду революционное правительство, и участия в операциях против сирийской армии и сил безопасности западных спецподразделений в обход ООН.

То же самое касается вербовки, переброски в Сирию, обучения и вооружения боевиков, диверсионно-подрывной работы, призванной ослабить режим и лишить его поддержки населения, а также информационной и идеологической войны. Однако без легитимации со стороны ООН в условиях внутриполитического противостояния с оппонентами, интенсификации антизападной террористической активности исламистов, поддержанных США и ЕС в ходе «арабской весны», и экономического кризиса Обаме и Олланду будет значительно сложнее проводить агрессивную ближневосточную политику, совпадающую с курсом Буша-младшего и Саркози. Осторожность США в отношении официального признания Национальной коалиции оппозиционных и революционных сил (НКОРС) – не первого «объединительного» проекта противников Асада – подчеркивает, что каждый из инициаторов этого объединения придерживается исключительно собственных целей. Конкуренция Турции, Катара и Саудовской Аравии, заметная уже в Ливии, в Сирии усилилась: координировать действия против Асада Анкаре, Дохе и Эр-Рияду удается с явным трудом.

Последнее не означает, что Сирия – конечная цель в процессе исламизации БСВ, итоги которой каждый из упомянутых выше ключевых игроков видит по-своему. Оставив в стороне вопрос противостояния аравийских монархий с Ираном, которое в любом случае не разрешится мирным путем, позволим предположить, что падение Асада вне зависимости от результатов, к которым оно приведет для самой Сирии, даст возможность усилить давление исламистов на Алжир – последнее светское военное государство не только Магриба, но и арабского мира в целом. Возраст и состояние здоровья президента Бутефлики, а также положение внутренних дел в Алжире, оставшемся в изоляции в формирующемся аморфном исламистско-арабском «халифате», делают это более чем вероятным.

Несмотря на декларируемую ЕС и США озабоченность усилением радикальных исламистов, в том числе в Африке, пассивная поддержка ими свержения Бен-Али в Тунисе и Мубарака в Египте, не говоря уже об активной роли НАТО в обрушении режима Каддафи в Ливии, привела к беспрецедентному подъему африканского исламизма. Операция ЭКОВАС, которая готовится на севере Мали при участии США и Франции, борьба с «Боко-Харам» правительственных войск в Нигерии и вытеснение контингентами АС подразделений «Аш-Шабаб» из порта Кисмайо в Сомали вряд ли переломят ситуацию.

Уничтожение Каддафи и его замена в качестве политического и экономического игрока на африканском пространстве Турцией, Катаром и КСА по объективным причинам привели к лавинообразному распространению на континенте политического ислама. Точно так же, как европейская колонизация Африки и Азии способствовала распространению там христианства, африканская экспансия салафитского тандема и «новых османов» означает исламизацию, опирающуюся на новые информационные технологии. Даже в столице Эфиопии – Аддис-Абебе две трети телевизионных каналов (более 60 почти из 100) – арабские. Эффективно работающий в экономике Африки Китай не распространяет там идеологию и тем более религию. США, поддерживая Катар, КСА и Турцию в рамках конкуренции с КНР, объявленной главным потенциальным противником в рамках американской «Стратегии национальной безопасности», фактически сотрудничают с исламистами. Более того, в тех же Ливии и Сирии Запад был и остается союзником «Аль-Каиды» в борьбе со светскими режимами. Никакие выводы из уничтожения исламистами американского консульства в Бенгази, где был убит посол США в Ливии, как и из терактов во Франции не сделаны. Стратегия Вашингтона, Парижа, Лондона и Брюсселя на поддержку спонсоров исламистов и диалог с «умеренными исламистами» остается доминирующей в западной политике на БСВ.

«Центральноазиатская весна» возможна

Последнее в значительной мере связано с провалом «крестового похода против международного терроризма». Нури аль-Малики в Ираке и Мурси в Египте все более демонстрируют самостоятельность, используя радикалов, а не борясь с ними. Тунис – арена борьбы салафитов, поддерживаемых саудовцами и «Ан-Нахды», которую, как и другие политические группировки, входящие в кластер «Братьев-мусульман», использует, пытаясь контролировать, Катар. Салафиты и «Братья» конфликтуют по всему БСВ, успешно объединяясь против светских режимов или политических сил, которых полагают светскими. Тактика «Братьев» более гибкая, она позволяет им сотрудничать с Западом, используя привычную для него политическую риторику, а также демонстрировать готовность к диалогу с местными христианами, на практике испытывающими все большее давление со стороны исламистских режимов, в том числе в Египте. Ренессанс политического ислама в государствах БСВ чреват попытками его распространения за пределы региона.

Так, вероятность организации «центральноазиатской весны» в Узбекистане и Казахстане в период приближающейся смены поколений высшего руководства этих стран с использованием киргизского и таджикского территориальных плацдармов чрезвычайно высока. Последнее означает распространение «демократической исламизации» на китайский СУАР (Синьцзян-Уйгурский автономный район), российское Поволжье и Прикаспий.

Технически организация волнений и провоцирование противостояния исламистов с местными властями во внутренних районах РФ и северо-западном пограничье КНР под лозунгами свободы религии и социальной справедливости при поддержке «мирового сообщества» не представляют собой ничего невыполнимого. Салафитские ячейки в Центральной Азии и России, а также уйгурские сепаратисты Китая могут быть задействованы в реализации этого сценария с тем большей легкостью, что их финансирование и поддержка ведутся из тех же центров влияния, что и события «арабской весны». В конечном счете, несмотря на проблемы в Сирии, Турцией, Катаром, Саудовской Аравией и Западом наработана значительная практика свержения правящих режимов в современных условиях. Полагать, что она ограничится только арабским миром, достаточно наивно.

Возможности купирования РФ исламистской угрозы на собственной территории достаточно велики, хотя, как показывает оперативная обстановка на Северном Кавказе (особенно в Дагестане, а также в Татарстане и Башкортостане), не оставляют места для самоуспокоенности. Контртеррористическая операция в Казани продемонстрировала глубину проблемы. Сотрудничество с центральноазиатскими правительствами и КНР особенно актуально в преддверии вывода оккупационного контингента США (и немногочисленных подразделений других стран коалиции) из Афганистана. Переговоры с представителями талибов, которые ведутся Америкой в Катаре, сложные отношения США с Пакистаном, силовики которого патронируют это движение (в первую очередь через сеть Хаккани), слабость коррумпированного режима Хамида Карзая позволяют предположить немедленное возвращение талибов к власти в пуштунских районах страны после ухода оттуда войск США.

Фактически главный вопрос переговоров в Дохе – вывод американских войск без потерь, неизбежных в случае ухода под огнем. Это означает обострение противостояния пуштунов с таджиками, узбеками и хазарейцами, возвращающее Исламскую Республику Афганистан в эпоху боев отрядов движения «Талибан» и «Северного альянса». Неизбежное следствие – поток вооруженных исламистов, в том числе из разгромленных во взаимном противостоянии группировок, отступающих в Среднюю Азию и появляющихся в Казахстане и России. Афганский наркотрафик при этом вряд ли претерпит изменения: в отличие от 90-х годов талибы не склонны ликвидировать этот источник дохода, ограничиваясь взятием его под свой контроль.

Москва в стороне

Отметим, что возможности непосредственного влияния РФ на перечисленные выше государства, являющиеся основными игроками в распространении «арабской весны» и политического исламского ренессанса, чрезвычайно ограниченны, если не равны нулю, по крайней мере на их собственной территории. Единственной страной региона, заинтересованной в диалоге с Россией, исходя из своих экономических интересов, является Турция – причем этот диалог она ведет на своих условиях и по своим правилам, балансируя между Западом, арабскими странами, КНР и РФ.

Монархии Залива демонстрируют растущую враждебность к Москве, риторика контролируемых ими печатных и электронных СМИ напоминает времена афганской войны 80-х с той разницей, что Советского Союза они боялись, а Россию в лучшем случае игнорируют. Ни о каком сотрудничестве с арабским миром в масштабах, анонсированных в ходе взаимных визитов на высшем уровне в 2000-х годах, не идет и речи, будь то допуск РФ на их собственные рынки или инвестиции в российскую экономику. Констатировать это следует вне зависимости от того, является ли политика такого рода следствием конкурентного лоббирования со стороны стран Запада, изначально заданного курса на «игру» с «неверными» или разочарования из-за неудачных попыток доступа к российским военным и ядерным технологиям и проведения Россией сбалансированного курса в отношениях с арабским миром и Ираном. В любом случае прямое военное воздействие на страны Залива с российской стороны исключено. Спецоперации на их территории, как показала в свое время ликвидация Яндарбиева в Катаре, сложны даже в период подъема межгосударственных отношений, тем более когда они прохладны. Экономическая заинтересованность в России в этих странах отсутствует, а их безопасность гарантирована Западом, конфликт с которым не входит в приоритеты РФ.

Исламская Республика Иран (ИРИ) не испытывает к России признательности ни за многолетнюю поддержку в ООН, ни за завершение вопреки международному давлению строительства АЭС в Бушере, хотя иранское лобби в Москве по-прежнему пытается найти в России опору в противостоянии с Западом. При этом вопреки ожиданиям сторонников ирано-российского сотрудничества ИРИ продолжает требовать пересмотра сфер влияния на Каспии, не говоря уже об иске в международный арбитраж России из-за отказа в поставках комплексов С-300 после введения против Ирана международных санкций. С учетом того, что «Газпром» на европейском рынке испытывает растущее давление со стороны Катара и Алжира, поставки газа из которых призваны снизить энергетическую зависимость ЕС от РФ, ограничения, наложенные на ИРИ по экспорту нефти и газа, не являются для Москвы проблемой – скорее наоборот.

То же самое можно сказать и о потенциальных проблемах стран Залива, столкновение которых с Ираном осложнит ситуацию на мировых рынках углеводородов даже в условиях отсутствия блокады Ормузского пролива либо его быстрого деблокирования. При этом военный сценарий решения иранской ядерной проблемы, который скорее всего в ближайшем будущем останется единственной возможностью не только предотвращения гонки ядерных вооружений на БСВ, но и обрушения всего режима нераспространения, на практике не затрагивает Россию. Вне зависимости от того, будет это столкновением Ирана и Израиля или Ирана и Саудовской Аравии, Запад примет участие в этой войне, причем на стороне КСА с куда большей вероятностью (и выгодой для собственных интересов), чем Израиля.

На грани войны

Контртеррористическая операция Израиля в Газе против ХАМАСа вопреки логике региональных альянсов выгодна Сирии и Ирану. ХАМАС, предавший Асада и сменивший союз с Тегераном на отношения с Дохой и Каиром, получил достойное этой измене наказание, и то, что пришло оно со стороны Иерусалима, может лишь обрадовать шиитский геополитический тандем. Не исключено, что организация «Исламский джихад», чьи обстрелы израильской территории спровоцировали операцию «Облачный столп», не только демонстрировала свою состоятельность как военная структура спонсорам, но и сознательно подставила военное крыло ХАМАСа под удар. Визит в сектор Газа эмира Катара, после которого начались массовые обстрелы юга Израиля, дал старт новому витку палестино-израильского конфликта, последствия которого могут оказаться малопредсказуемыми.

Военная логика требует восстановления контроля израильского ЦАХАЛ над всей территорией сектора, как и над землями, контролируемыми ПНА (Палестинская национальная администрация) на Западном берегу реки Иордан. Другие сценарии не остановят ни неизбежное восстановление военного потенциала ХАМАСа после завершения израильской военной операции, ни захват власти в Иудее и Самарии исламистами после ухода с политической арены Абу-Мазена и деградации режима ФАТХа в Рамалле. Концентрация на Синае подразделений египетских ВС, антиизраильская риторика президента Египта Мурси и приближение Каира к разрыву Кемп-Дэвидского договора, следствием которого будет очередная египетско-израильская война, почти неизбежная в ближайшее десятилетие, делают это реальным. Израиль останавливает только существующее в этой стране на уровне национального консенсуса желание провести размежевание с палестинцами, заодно отделившись от израильских арабов или хотя бы от нелояльной еврейскому государству части арабского населения, поддерживающей исламистов, арабских националистов и коммунистов. В то же время включение в сектор обстрела из Газы ядерного реактора в Димоне, Тель-Авива, Ришон-ле-Циона и других городов густонаселенного центра страны, а также жертвы среди гражданского населения – это «красная черта», требующая от израильского руководства в предвыборный период жесткого ответа, который будет адекватно оценен избирателями. Давление извне на израильское руководство – вне зависимости от его уровня – в этих условиях не может быть и не будет продуктивным.

Это же касается вопроса о палестинской государственности, выносимого на Генеральную Ассамблею ООН руководством ПНА. Автоматическое большинство этой инициативе обеспечено, хотя в отличие от резолюций Совбеза обязательств это решение ни на кого не накладывает. Для Абу-Мазена, который по объективным, не зависящим от него причинам не может не только создать палестинское государство на практике, но и подписать соглашения о финальном урегулировании с Израилем, которые Арафат в свое время обязался заключить еще до конца 1999 года, нет другого шанса обрести место в истории, как закончив свое правление пусть фиктивным, но все же прорывом на международной арене.

Для Израиля, который личные интересы того или иного палестинского нотабля волнуют значительно меньше выполнения обязательств, взятых на себя руководством Палестины, это означает формальную денонсацию соглашений Осло со всеми вытекающими последствиями. В том числе в преддверии возможного распространения сирийской гражданской войны, включая вооруженное противостояние палестинских группировок, пока ведущих бои в районе лагеря беженцев Ярмук, на территорию соседней Иордании.

Постепенное ослабление в рамках «арабской весны» Хашимитского режима ставит перед Иерусалимом вопрос о жестком контроле над всем Западным берегом. Опасность для Иордании представляет не только конфликт Фронта исламского действия с королем из-за отказа последнего изменить в пользу исламистов систему выборов в парламент. И не только массовый приток в страну беженцев из Сирии в добавление почти к миллиону выходцев из Ирака, проблемы которых куда острее, чем давно интегрировавшихся в местное общество палестинцев.

Неожиданно принявшие общенациональные масштабы протесты населения из-за значительного подъема цен на бензин, если ситуация не будет взята властями под контроль, могут обрушить иорданскую династию так же успешно, как самоубийство зеленщика в Тунисе или как протесты «твиттерной молодежи» на площади Тахрир в Египте привели к падению Бен-Али и Мубарака. После чего вопрос о палестинском государстве автоматически уйдет с повестки дня – особенно если начнется большая война в Заливе с участием Саудовской Аравии и Ирана.