Изварино глазами очевидца: продолжаются бои за переход

Российскую границу мы проходим быстро. Нам вслед кричит симпатичная блондинка в форме:

— Мальчики, вы уж там осторожнее.

Улыбаемся в ответ — эту фразу слышим каждый день.


Догоняем женщину пенсионного возраста. Ведет под руку старушку. Несут пакет с хлебом. Они живут в палаточном лагере для беженцев, но каждые день-два возвращаются в свои дома в посёлке на украинской стороне.


— Вчера границу закрыли, мы весь день не могли попасть домой. Надо же принести немного продуктов соседям, кто там остался.

Дальше на трассе — ни единой живой души. По ней работают снайперы и минометчики Нацгвардии, потому ее и прозвали «дорогой смерти». Здесь прицельно обстреляли легковушку с маленькими детьми и микроавтобус с беженцами. «Правосекам» везде чудятся ополченцы — в каждой машине.

Но у пешеходов шанс есть… Только надо идти не по обочине, а по середине дороги. И желательно в приметной одежде — невоенной. Я специально купил ярко-оранжевую кепку. А на бронике фотокорреспондента Николая написали «PRESS». Ну и на крестики под рубашкой тоже надеемся. Но не покидает липкое ощущение, что за тобой наблюдают и скорее всего в оптический прицел.


Примерно через километр начался артиллерийский обстрел, Громыхает сильно, значит, снаряды ложатся где-то неподалёку. Уходим с дороги в сторону какой-то деревеньки. Встречаем местного жителя. Стоит под абрикосовым деревом с биноклем. Угощает фруктами.

— По этой стороне почти все жители покинули посёлок, а мне идти некуда. — сетует Александр. — Да и не хочу. Вот, наблюдаю позиции украинской армии. Сейчас они передислоцировались, подогнали БТРы. Вот когда было перемирие — каждый час их группа увеличивалась. Наши-то стояли спокойно, а эти силы наращивали…

Возвращаемся на дорогу и тут мимо нас на огромной скорости проносится УАЗик. Резко тормозит. Внутри вооружённые люди.

— Кто такие? — спрашивает самый крупный ополченец.

— Журналисты российские.

— Ну айда с нами на блокпост. Только в магазин заедем — продуктов купить ребятам.

Магазин поселковый закрыт. Только бабушка на скамеечке сидит. Командир идет к ней.

Я видел такие сюжеты по телевизору и всегда скептически усмехался — ну слишком наиграно, ну не бывает, ну бабушку попросили. А теперь я растерянно стою рядом, слушаю сбивчивую историю старого человека, который испугался взрывов и плачет который, а огромный детина, похожий на древнерусского богатыря, старается ее успокоить. И она встаёт и обнимает мужчину с автоматом. Он смущается, пытается куда-то убрать оружие.

Провожаем до дома, обещаем заехать позже — вдруг что нужно будет. Бабушка крестит нас на прощание. У самих комок в горле…
Нас привозят в один из пунктов армии народной республики — бывший дом культуры, где ополченцы обосновались в бывшем театральном классе. Сразу предупреждают, что мы «свои» журналисты и нас можно не бояться.

— На меня заведено уже два уголовных дела, — делится выделенный нам проводник, — За измену родине, за дезертирство — я в Луганске служил по контракту, когда все произошло. Сразу же сказал, что не буду служить этому правительству, и приехал в свое родное Изварино уже ополченцем — свой дом защищать.

Здесь почти все просят сфотографировать их на память. Многие не уверены, что доживут до конца недели — пусть хоть фотокарточка останется родственникам. На камеру они храбрятся, берут оружие, позируют. А потом начинают спрашивать — как там мирные территории, стреляют ли по ним.

— Украинская армия — это нормальные ребята, — говорят нам одни ополченцы, — Когда объявили перемирие, мы с ними связались, пошли на одну поляну и пили там вместе коньяк. Им самим война не нужна, они соблюдают все правила, они не стреляют по беженцам. Сами прямо и говорят: «Мы-то, вот, честно воюем, нам вы можете верить — перемирие, так перемирие. Но сейчас идет к нам Нацгвардия — тут уже сами понимаете, что от них чего угодно можно ожидать, мы сами их побаиваемся».


— Мы не умеем профессионально воевать, — вступают другие, — Но мы и не хотим. Тут половина — это шахтёры, комбайнёры, трактористы, несколько учителей — нам нужен мир, работа и чтобы фашисты из Правого сектора нашу землю не топтали! Мы хотим защитить наши дома!

А на их стороне профессиональные наемники и хорошая военная техника.
Нас повели по поселку. Встречаем бодрого дедушку на велосипеде. Говорит, что никуда не уйдёт и ругает свою жену с дочкой за то, что они приехали к нему — привезли еды.

— Всё у меня есть, и в подвале, и тут растёт, не пропаду. Я родился под взрывами в Великую Отечественную. Коли так суждено — и погибну под взрывами. Зато — дома.

Следующая женщина — врач местной больницы. Строго говоря, это простая медсестра, она помогает только легко раненым. Ну и всем остальным — как психолог.

— С лекарствами всё более-менее, есть ещё. Успокоительное сразу разобрали бабушки. Тяжёлых нет. И, слава Богу, инсулиновых нет, — говорит Людмила. Она прожила здесь всю жизнь — со школы хотела стать врачом и работать именно в своем родном поселке, помогать своим друзьям, знакомым, близким. Теперь точно выбора не осталось — будет тут до конца.

Выходим из больницы и встречаем толпу местных жителей. Ответственно говорю — если бы увидел это по телевизору, то лениво улыбнулся бы — постановка, женщин проинструктировали, несколько дублей было. Какие, к черту дубли. Взяли нас в оборот. Про политику пытают…


— А вот каково было бы Порошенке этому пожить в наших условиях? — сразу обозначает претензии женщина, — Нет электричества, магазины не работают, дорога разбита, кто это будет восстанавливать? Ладно, война там у них. А вот птицефабрику разбомбили, зачем? Где нам теперь работать, на что нам теперь есть?

Причины обстрела птицефабрики я им объяснил. Там находилась подстанция, питающая электричеством все поселки вокруг, в том числе и Изварино. Была цель обесточить район. То, что мирных людей чуть не положили, нацгвардейцам было не важно.
Где-то совсем рядом раздаются взрывы артобстрела.

— Это не наши», — кричат друг-другу ополченцы. — Полная тишина! Журналист — слушай! Если свист пошел — прыгай в укрытие!

Я слушаю, пригнувши голову. И смотрю завороженно, как через дорогу старушка спокойно доносит ведро до клумбы с розами и поливает их…
Свиста не было…

Бабушка пошла за вторым ведром…